— Знаю, — глухо сказал он. — Думал, они меня потеряли…
— Они и потеряли, — кивнула Софья Михайловна. — Но ищут. Давайте рассказывайте, что у вас за дело, а то меня Надежда предупредить про вас предупредила, а толком по телефону все рассказывать не рискнула. И, наверно, правильно.
Леонид рассказал ей о том, что произошло тем памятным вечером, передал, стараясь не упускать подробностей, их последний с Алешей разговор. Она долго молчала — Леонид даже подумал, что она, наверно, откажется ему помогать — таким тяжелым показалось ему это молчание. А она вдруг спросила совсем не про то, о чем он думал:
— Слушайте, а почему вы такой грязный? Вы что, на вокзале спите?
— Ага, — простодушно подтвердил Леонид.
Она захохотала, снова мгновенно став необыкновенно красивой.
— Первый раз встречаю такого миллионера! У вас же куча денег, а вы на вокзале! Вы что, кстати, так с собой их везде и таскаете? Вот в этом мешке?! И еще небось под голову подкладываете вместо подушки, да? Сколько, вы говорите, насчитали?
Она осеклась, думая, что обидела его этой насмешкой, но Леонид и не думал обижаться — он смотрел на нее с явным недоумением.
— Дак ведь они же не мои, деньги-то… А потом, если честно, опасаюсь я их тратить. А других у меня уже нету. Дала маленько Надежда, спасибо ей, дак все уж улетело…
— Хорошенькое дело, — вздохнула Софья. — Как же они не ваши, когда брат, вы говорите, их вам завещал. Вы что, хотите их сдать?
Леонид отчаянно замотал головой — нет, сдавать он их не хотел.
— Слава богу, — подытожила она. — Вы же понимаете: сдай вы их в Союз интернационалистов или в Сбербанк — они все равно до ваших инвалидов не дойдут! В Союзе их разворуют те же жулики, у которых ваш брат их реквизировал, — это уж вы мне поверьте, я, может, лучше всех эту кухню знаю, а в Сбербанке они просто растворятся в могучем потоке других стекающихся в гострубу долларов… Но если вы, Леня, — можно я вас так буду звать? (Леонид кивнул.) — если вы, Леня, останетесь с этими деньгами здесь — вас не завтра, так послезавтра просто-напросто ухлопают, и все…
Они уже давно забыли о конспирации, и если бы кто-то действительно следил за ним или за ней — он бы в момент обнаружил, что эти двое имеют контакт вовсе не случайный.
— Так чего же делать-то? — растерянно спросил Леня.
Она задумалась, впрочем, ненадолго — вполне могло быть, что какое-то решение у нее в голове было уже тогда, когда он еще только разговаривал с ней по телефону.
— Я думаю, вам надо уехать с этими деньгами за границу. Займетесь там каким-нибудь делом или положите деньги повыгоднее в банк — и будете на прирост капитала, на проценты оказывать помощь и тем самым инвалидам, и тем самым ветеранам… Поверьте, Леня, на слово, это, наверно, сейчас единственный для вас вариант.
Леониду нехорошо стало от одной мысли, что он должен опять лететь куда-то, за какую-то границу, да еще и остаться там жить… В совсем чужом месте, среди совсем чужих людей, без языка… Дурак он, дурак, право слово! Сунул бы Алешкин мешок в огонь — и дело бы с концом. Сгорели денежки — и все тут. Впрочем, он прекрасно понимал, что и тогда для него бы лично ничего не кончилось — пришлось бы ему самому рассчитываться за Алешкины долги. Но стоило ему вспомнить их сгоревший дом, приторный запах гари, обугленные трупы, сестру с ее мужиком… Хоть и дерьмо были оба, а все ж живые твари… Да, как ни крути, а судьба другого выбора ему просто не оставляла.
— Хрен с ём, подпишусь на заем, — пробормотал он вдруг с чего-то припомнившееся отцово присловье и махнул рукой. — А вы мне поможете? говоря эти внезапно выскочившие из него слова, он как следует нажал на «вы», потому как, в самом деле, ему про это даже и поговорить больше не с кем было.
— А зачем я, по-вашему, здесь? — усмехнулась она. — Я могла сразу по телефону отказаться от встречи… Анна Ивановна. — И хихикнула, как девчонка. Стало быть, понравилось его дразнить. Но он опять внимания на насмешку не обратил или вовсе не понимал таких тонкостей. Он вдруг хлопнул себя по лбу:
— А точно! Вы ведь правда могли того… Знаете, Софья Михайловна… Поможете — полмешка ваши. Мое слово железо… Я, между прочим, теперь точно знаю: два миллиона долларов стодолдаровыми бумажками — это шестнадцать килограммов. Сам на рынке вешал, на контрольных весах. Если соглашаетесь помочь — восемь килограммов ваши, хоть сейчас! — И начал развязывать свой замызганный мешок.
Она с удивлением посмотрела на него:
— Вы что, с ума сошли? — и снова засмеялась чему-то. — Вы ж говорили, что они не ваши! Впрочем, будьте готовы к тому, что с частью вам все равно придется расстаться. Смотрите сами. Во-первых, вам надо эти деньги перевести на зарубежный счет, верно? Не повезете же вы их через две таможни в этом мешке? Да и в кейсе их не провезти. Во-вторых, вам нужны документы загранпаспорт, виза, билет на самолет, ну, и разное там, по мелочам. В-третьих, за услугу вам я свое тоже возьму. С какой стати я буду на вас бесплатно работать, тем более что все это связано с самым настоящим риском, верно?
Леонид молча закивал — верно, верно. Сказал:
— Я и говорю — возьмите половину!
— И я говорю: деньги не ваши. Я возьму с вас по таксе — десять процентов от сделки, то есть двести тысяч долларов. Как вы считаете, по-божески?
Она заранее знала, что он скажет. Вообще он нравился ей своим спокойно-равнодушным отношением к деньгам. Он вообще был как-то очень симпатичен ей — этакий простодушный уральский медведь, оказавшийся на неожиданно ярком свету суматошной московской жизни, где за деньги в сотни, в тысячи раз меньшие порой лишают жизни, и никто, главное, этому уже не удивляется. Почему-то ей передалась и уверенность этого увальня, что свалившиеся на него деньги он истратит на что-нибудь дельное, если, конечно, их раньше не вытряхнут из него какие-нибудь отморозки. Деньги они словно какой-то манящий запах издают, притягивая к себе любителей легкой поживы всех мастей. Да, вздохнула она, похоже, и этого гиганта тоже обгложут всякие… сволочи… Эх, вот если бы ему жену или хотя бы советчицу вроде нее!
А он вдруг заговорил и сказал совершенно не то, что она от него ожидала:
— Слушайте, Софья Михайловна! А вы сами не хотите поехать вместе со мной?
У нее даже остановилось дыхание — так неожиданно это совпало с ее мыслями, что она посмотрела на своего увальня-собеседника с отчаянным суеверным страхом, впрочем, ему стараясь этого не показывать.
— Здрасьте вам, — притворно изумилась она. — Это еще с какой стати? И потом, почему вы решили, что можете мне это предлагать? А если я замужем? Если у меня дети?
Он вздохнул:
— Дети — это хорошо. Детей я люблю. А мужа у вас нету — что ж я, не вижу, что ли?
— Это как же вы так видите? По кольцу? Я его просто не ношу!
— Да ну… Кольца и у нас не носят… А только замужнюю женщину ее и так видно… Она даже вот ноги, как вы, крест-накрест не положит…
