Правоглазов: Хорошо, я постараюсь вам помочь. Думаю, что расширенное финансирование — это где-то восемьсот — девятьсот тысяч. Послезавтра я сам вам перезвоню и назову точную цифру…»
Была еще запись разговора в муниципальном управлении народного образования, только Минчев вел себя значительно наглее. А также не имеющие отношения к делу песни в душе (похоже, Минчев был любитель попсы, в особенности Губина и Алсу, но петь не умел) и скабрезности с девицей, разносящей по офисам пиццу. Самые любопытные сведения относились к 25 мая.
«…14.55. Офис Минчева, стенограмма (в офисе ремонт, поэтому качество записи низкое), собеседника установить не удалось, видимо один из сотрудников.
Минчев:…вчера… Этот… Правоглазов! Даже бабки вернул! Не, ну ты представляешь?! Проверка, видите ли, у него! Какая-то… настучала! А меня…?! А сегодня чисто случайно узнал, что по нашему проекту со школами договор у „Люкса“! Да… кто такой „Люкс“?!
?: Совместное…
Минчев: Да знаю! У них мощностей ни хрена нет, они, что ли, в подвале будут люстры клепать?
?: У них цех на базе подсобного производства НИИ „Газоаппарат“, полторы тысячи в месяц, я выяснил. Планируют расширение и…
Минчев: Ладно, школы, в конце концов, фигня, там не развернешься. Но только что… (Южном) Бутове!
?: Как?! На пять тысяч люстр?! Кто?
Минчев: „Промэнерго“! Если бы опять „Люкс“, значит, точно какая-то… из своих! А так — это уже не знаю, что думать. Просто…!..»
Занимательно, конечно, однако ничего нового.
Денис заглянул к Максу в подвал. Там работа кипела, и конца-краю ей видно не было. Вернулся к себе, просмотрел еще раз записи, похлебал чаю, убил кое-как целый час, опять заглянул к Максу и решил, что нужно остаться, иначе они не закончат никогда. Макс с Милявским каждые две минуты приговаривали: «Уже все!» — и так тянулось еще два часа с гаком. После очередного подобного заявления Милявский неожиданно встал и облачился в «билайновский» камуфляж.
— В общем, меня здесь не было, вы ничего не видели, о'кей?
— Ну? — поинтересовался Денис, нетерпеливо проводив взглядом эксперта.
— Хайкин скупил на корню предприятие Тарасенкова, — буркнул Макс. — Не стой над душой, сейчас отформатирую по-человечески и принесу!
Денис все-таки остался и принялся читать, что успевал, заглядывая Максу через плечо.
Максу пришлось смириться и сделать по ходу пояснение:
— Короче говоря, здесь поначалу отчеты о наружном наблюдении за Хайкиным, потом наружку за Хайкиным как рукой отрезало, и пошли отчеты уже для него о наблюдении за Тарасенковым. Все, садись читай.
Денис прочел. Куча интересных подробностей, но интересны они кому-то другому, Турецкому, например. Ему, Денису, они без надобности. А суть выразил Макс одной фразой: «Хайкин скупил предприятие Тарасенкова на корню».
«Ну что ж, Милявский как нельзя кстати оказался со своими проблемами. Дело по большому счету сделано. Надо звонить Турецкому, пусть берет Хайкина за жабры, пусть поджаривает ему задницу, а мне пусть отрежет маленький ломтик — незаконное прослушивание и прочие незаконные действия, нанесшие моральный и материальный урон господину Минчеву, царствие ему небесное. Аминь».
Но Турецкий опять улетел в Сибирь на поиски труб и по мобильному не отвечал. Пришлось просить помощи у дяди, хотя Денис этого очень не любил, однако в данном случае не для себя старался, поэтому обратился без зазрения совести. И, как выяснилось, все равно зря — магнитная буря, связь с передвижным поселком строителей отсутствует и не возобновится минимум в течение суток.
В. А. Штур. 1 июля
Чайник угрожающе накренился, качнулся и наконец опрокинулся. Штур взвыл и схватился за ошпаренную коленку. Шутка ли — крутой кипяток!
— Говорила мне мама — не раскачивайся, Веня, на стуле… — пробормотал он и принялся припоминать народные средства от ожогов, которые можно отыскать прямо здесь, в здании прокуратуры.
Кажется, сок столетника хорошо помогает. У кого тут может быть такое растение? Машинистки наши цветочки разводят, у них не машбюро, а настоящая оранжерея. Вот незадача, все штаны мокрые, в коридор-то выйти неловко, не то что к женщинам в кабинет отправиться. Ну да ладно, стыд глаза не выест.
В канцелярии следственного управления, к счастью, столпотворения не было: с утра работы немного, и девушки разбрелись обсуждать свои молодые дела с подружками-секретаршами. При иных обстоятельствах Штур не преминул бы порассуждать о подрыве дисциплины в рядах правоохранительных органов, но сейчас этот подрыв оказался ему на руку.
На боевом посту осталась одна лишь Елена Вячеславовна — личность замечательная и в своем роде феноменальная. Восьмидесятилетняя машинистка Елена Вячеславовна Прохорова была старейшим работником прокуратуры, на ее памяти сменился, кажется, не один десяток прокуроров столицы, и потому для людей знающих она была большим авторитетом. Немногие в конторе могли похвастаться, что запросто общались со «старушкой Про». Но некоторые, избираемые Еленой Вячеславовной по одному ей известному принципу в доверенные лица, рассказывали, что Прохорова, обычно суровая и немногословная, иногда может и разухабиться: хряпнуть водочки по-взрослому и выдать на-гора неимоверное количество «прокурорских баек» — с юморком да матерком.
Штуру никогда не доводилось выпивать с Еленой Вячеславовной — главным образом потому, что сам он к выпивке был совершенно равнодушен. Но «старушка Про» его отличала, хоть и считала «молодым и зеленым» — впрочем, в силу возраста у нее было неотъемлемое право считать таковыми всех сотрудников вплоть до самого прокурора Москвы.
Со Штуром у нее, во всяком случае, была одна общая любовь: оба они не признавали никакого курева, кроме «Беломора». К тому же их обоих безмерно раздражала всеобщая компьютеризация. Но Штура-то никто не мог заставить сидеть часами за ненавистным компьютером, тогда как Елене Вячеславовне приходилось страдать: пишущие машинки в прокуратуре уже несколько лет как списали и куда-то увезли, а машинисток в обязательном порядке пересадили за электронных монстров. Не хочешь переучиваться — прощайся с работой!
Без прокуратуры «старушка Про» жизни своей не мыслила, поэтому пришлось смириться. Впрочем, ворчать по этому поводу она не переставала, и если прочие сотрудники в ответ на ее ворчание лишь вежливо отмалчивались (перечить Прохоровой не рисковал никто), то Штур Елену Вячеславовну всячески поддерживал. И словом, кстати, и делом: еще тогда, когда только началась эта эпопея с пересаживанием за компьютеры, он ходил в хозчасть и пытался вытребовать, чтобы Прохоровой — персонально и в виде исключения оставили для работы машинку. Конечно, ничего из этой затеи не вышло, но «старушка Про» поступок Штура оценила. Неизвестно, правда, от кого она о нем узнала: Вениамин Аркадьевич, понятно, своим благородством не хвастал.
— Ну ты, сынок, даешь, — покачала головой Елена Вячеславовна, выслушав Штуровы путаные объяснения. — Молодец, что ко мне пришел, и про сок алоэ вспомнил правильно.
