Вениамин Аркадьевич содрал с рабочего места полиэтилен, аккуратно свернул, уложил рулон близ стола и протянул жене через форточку шнур от лампы. Клавдия Степановна привычно воткнула штепсель в гнездо удлинителя и вернулась к мытью посуды, а Штур с удовольствием закурил.
Он почти никогда не брал домой материалы дел, которые вел: бумаги тормозили свободный ход мысли, заставляли цепляться за мелочи, частенько мешали заметить главное. Версии же, которые складывались в голове без участия посторонних документов, были весьма стройными, обдумывать их было одно удовольствие, а уже по приходе на работу можно было заняться бумагами, которые, как правило, подтверждали его соображения. Ну, иногда, конечно, и опровергали — но нет же правил без исключений.
Вениамин Аркадьевич достал из кармана дорогую ручку, подаренную сыном, вытащил из ящика порядком потрепанный дневник и поставил на чистом листе цифирьку «один» со скобочкой — пункт, стало быть, первый.
Итак, пункт первый. «Визит в теннисную федерацию».
Вениамин Аркадьевич убил сегодня целый день на бесполезные разговоры с чиновниками от тенниса — и каков результат?
Соратники «невинно убиенного» Тарасенкова старательно изображают траур. Первый заместитель, а ныне — исполняющий обязанности председателя изо всех сил выдавливал из себя фразы типа «чистейшей души был человек», «скорбь никогда не покинет наши сердца» и прочее.
По обстановочке видно, что федерация не бедствует. Тарасенков явно не за спиной у них мухлевал, раз к нему тут такая искренняя любовь, иначе бы они тут же валить его начали, уж сплясали бы на могиле так сплясали. «Скорбят» — значит, не хотят, чтобы следствие в их дела влезало, они ведь конечно же собираются закончить задуманное шефом.
Документов, конечно, никаких не показали — само собой, Вениамин Аркадьевич и не надеялся. Это плохо, документы нужны обязательно. Но пока нет веских улик в пользу того, что причиной убийства была именно финансовая деятельность ассоциации, санкции на изъятие документов не получить.
Пункт второй: «Марков».
Будем считать, установлено, что Марков был спонсором Кубка Кремля. Раз под расстрел они с Тарасенковым попали вместе и оба же погибли, значит, есть большая вероятность, что это было не обычное спонсорство, имеющее целью исключительно рекламу марковских пивных заводов.
Вопрос: зачем Маркову был нужен Тарасенков?
Ответ: Тарасенков был нужен всем, кто желал укрыться от налогов всем, у кого не было других подобных знакомств. Кагэбэшник-эфэсбэшник Тарасенков, конечно, опальный, тем не менее связи у него сохранились в самых полезных сферах. Положим, захотел один такой Марков, владелец множества пивных заводов, чтобы налоговая инспекция не очень сильно к нему цеплялась — так, просмотрела бы невнимательно документы и отпустила с Богом. Надо с кем-то договариваться. Но не пойдешь же в налоговку, размахивая пачкой долларов и крича: «А вот кому тут взятку дать?» Нужен человек, который с налоговой полицией на короткой ноге. Тарасенков, например.
Марков приходит с этой самой пачкой долларов к председателю теннисной федерации Тарасенкову и говорит: вот вам деньги на проведение Кубка Кремля. И попутно заводит разговор: налоговая инспекция, мол, достала, не знаю, как быть… А Тарасенков и спрашивает: «Вам, дорогой, нужны отчетные документы — сколько из ваших денег да на что мы потратили? Или без них обойдемся?» «Конечно обойдемся, что вы, зачем нам эта отчетность…» отвечает Марков. Вот и все. Прямо ничего не сказано, но все ясно: пивной барон избавлен от тщательных инспекторских проверок, а Тарасенков из марковских денег потратит три рубля на два транспаранта, стадион оформить, и остальное в карман положит.
Ох, все-таки обязательно нужны бумаги теннисной федерации.
Вывод: Тарасенков на пару с Марковым — Великие Комбинаторы.
Ну и что?
И в самом деле, ну и что с того? Какая разница, бандиты Марков с Тарасенковым или нет? То, что они бандиты, было ясно Вениамину Аркадьевичу и безо всяких доказательств. Теперь надо выяснить, кто мог заказать этих самых бандитов, а с этим было уже хуже. Не налоговая же инспекция, которой не достался Марков, и не те, у кого воровал Тарасенков… Кстати, у кого воровал Тарасенков — это вопрос философский. Пак вовсе не отрицал того факта, что Тарасенков воровал у государства. Правда, и не подтверждал тоже, но тут его Штур еще дожмет. У государства — значит, у тех же пенсионеров в конечном счете… Не факт, правда, что, не будь эти деньги украдены Тарасенковым, их не украл бы кто-нибудь другой, но это уже детали. А по большому счету именно пенсионеров-то Тарасенков и обворовывал. Так что участь свою заслужил — сделал вывод Вениамин Аркадьевич и перешел к следующему пункту.
Теперь оставалось приплести к этим двум мафиози пострадавшую вместе с ними Арбатову — из этого сочетания конечно же что-нибудь да получится.
Пункт третий: «Арбатова».
«В ходе расследования выяснилось, что Арбатова и Марков состояли в интимной связи. О Господи, я же не отчет пишу. Ну, состояли, и что? Их же не из ревности порешили, это ж был бы детский сад какой-то. А Тарасенков случайно под пулю попал — ага, мимо проходил. Может, попробовать любовный роман написать? А то потянуло на ерунду всякую».
— Кла-ав, а Кла-а-ав! — крикнул Штур в темноту кухни.
Клавдия Степановна услышала его из комнаты и быстро вбежала в кухню.
— Что-то случилось?
— Я тебя от чего-то важного оторвал? — виновато спросил Вениамин Аркадьевич.
Клавдия Степановна улыбнулась и вышла к нему на балкон. Он немедленно уступил жене кресло, но она покачала головой и оперлась о перила. Штур встал рядом.
— Как ты думаешь, я смогу написать любовный роман?
— Что-о? — Клавдия Степановна поперхнулась и подозрительно взглянула на мужа: — Ты у меня не влюбился, часом?
— Да ты что, Клава, с ума сошла… Кому я, старый дурень, кроме тебя, нужен? У меня тут просто версии выстраиваются — одна другой краше. Просто хоть роман пиши.
— Нет, Венечка, не надо тебе любовный роман писать. Он ведь у тебя все равно с милицейским уклоном получится, правильно?
— А то!
— Ну вот и будет у тебя не любовный роман, а так называемый «женский детектив». Это знаешь как ужасно?
— Не знаю, но тебе верю… Вообще, Клавочка, жуткая девица эта Арбатова, правда?
— Какая Арбатова?
— Ну, которая певичка.
— А что она поет?
— Ох… Ну, вот так: ля-ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля-ля… — Штур попытался изобразить мелодию одной из арбатовских песен, но получилось нечто ужасное.
Клавдия Степановна расхохоталась, но моментально напела мелодию сама, исправив ошибки: за много лет совместной жизни она изучила Штура вдоль и поперек и могла с точностью угадать, какие ноты и в какую сторону он способен переврать.
— Вот так?
