С тем он и склонился было вновь над толстой папкой, когда после быстрого осторожного стука в кабинете вновь появилась Ирина Георгиевна. На этот раз она была уже не растерянной, а откровенно перепуганной.
— Борис Соломонович, там в приемной ждет… Он тоже советник юстиции, только из Генпрокуратуры. Но он даже не звонил перед этим, никакой договоренности о встрече, просто приехал и настаивает, чтобы прямо к вам. Я сказала, узнаю. Фамилия его Турецкий, строгий такой, хотя и вежливый…
Да что ж это такое, в сердцах подумал Борис Соломонович. Чтоб на одного бедного депутата такая охота со стороны следственных органов. Где ж вы, родные, ходите, когда реальная проблема у человека, и чего ж вы человека осаждаете и трясете всем скопом, когда он — ни сном, ни духом?! Никакого же сердца не хватит на все эти игры, честное слово!
Произнеся про себя эту возмущенную тираду и несколько раз мысленно повторив пару-тройку жестоких ругательств, Борис Соломонович спокойно улыбнулся застывшей в ожидании приказа и тем напоминавшей пресловутую борзую Найду Ирине Георгиевне. Улыбнулся — и кивнул: давай, мол, зови, ничего ужасного не происходит, не колотись раньше времени. Ирина Георгиевна несколько приободрилась и резво направилась в приемную приглашать к шефу чиновника из Генпрокуратуры РФ с любопытной фамилией Турецкий. Через секунду секретарша вновь появилась, а за ней следом в кабинет вошел весьма представительный субъект, очень неплохо одетый, со спокойной улыбкой, но холодными глазами. Бросив пристальный взгляд на вошедшего, Борис Соломонович посчитал нужным встать, выйти из-за стола, протянуть с улыбкой руку и указать на мягкий уголок — дескать, прошу, побеседуем в непринужденной обстановке.
Субъект все это воспринял довольно благосклонно, руку Хайкина пожал, представившись Александром Борисовичем Турецким, старшим следователем по особо важным делам. Тут же по новодельным правилам хорошего тона старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий предложил Борису Соломоновичу изящную визитную карточку, ненавязчиво подтвердившую сказанное. Они расположились в мягких черных с бежевым креслах у столика из толстого зеленоватого стекла, Ирина Георгиевна, демонстрируя высшую степень своего фирменного обаяния, осведомилась на предмет чайно-кофейных пристрастий и была несказанно обрадована, что оба мужчины предпочли кофе: здесь она могла блеснуть мастерством, что, возможно, настроило бы Турецкого на благодушный лад по отношению к Борису Соломоновичу. Вплоть до ее появления с расписным жостовским подносом недурно знакомые с правилами делового этикета Турецкий и Хайкин вели непринужденную беседу, едва ли не о погоде. Наконец, когда кофе был разлит по чашкам и на столе появились конфеты и печенье, можно было приступить и собственно к причине появления вежливого Александра Борисовича Турецкого в думском кабинете Бориса Соломоновича Хайкина. Борис Соломонович продемонстрировал высшую степень лояльности к следственным органам, негромко крикнув вслед уходящей секретарше: «Ирина Георгиевна, будьте добры, меня ни для кого нет». И вот, отпив благоухающего кофе из толстой черной чашечки, хозяин кабинета ласково начал:
— Так что же, Александр Борисович, вас привело в наши думские закоулки?
Александр Борисович чувства юмора лишен не был, а потому отвечал в том же духе:
— Да я, знаете ли, на запах газа прибрел и нефти тоже, конечно.
Борис Соломонович недоуменно поднял брови, а Турецкий тем временем продолжал, и недоумение Хайкина все возрастало, ибо стрельба в Покровском-Глебове к визиту старшего следователя по особо важным делам, как выяснилось, никакого отношения не имела.
— Борис Соломонович, мы бы хотели получить от вас некоторые сведения. Касательно тендера на строительство ветки нефтепровода Тюмень — Новоришск. Насколько нам известно, вы с положением дел знакомы не понаслышке и могли бы нам подсказать кое-что.
— И что же именно вас интересует? Там вроде бы все кристально чисто, пробормотал насторожившийся Борис Соломонович.
— Видите ли, в первую очередь нас интересуют кое-какие базовые данные. Как нам известно, тендер состоялся полгода назад, ветка Тюмень — Новоришск признана проектом перспективным, в соревнование вступили очень и очень многие, и в итоге права на строительство получила фирма «Бен Ойл». Но вот полгода прошло, так все было замечательно и выгодно, строили не как-нибудь, а под государственные гарантии, с деньгами вроде бы все сложилось…
— И что же? — осторожно нарушил неожиданно возникшую в монологе Турецкого многозначительную паузу Борис Соломонович, ощущая даже некое неприятное покалывание в ладонях (что было у него всегда признаком предчувствия надвигающейся неминуемой опасности).
— А что было? Строили-строили, да так и не построили, хотя уж давно пора бы, все сроки прошли. И теперь вот государство платит неустойку, можете представить?
Борис Соломонович на всякий случай сокрушенно поцокал языком, одновременно стараясь сохранить независимо-удивленный вид. А Турецкий между тем, эдак лениво похрустывая швейцарским печеньем, продолжал:
— Вы ведь, Борис Соломонович, если не ошибаюсь, возглавляли тогда думский комитет по топливу?
Борис Соломонович осторожно кивнул (ладони уже не просто покалывало, предупреждающий об опасности зуд стал нестерпимым).
— А вы знаете, — продолжал иезуитски-спокойный Александр Борисович Турецкий, — поговаривают, что интересы «Бен Ойл» в правительстве кто-то лоббировал…
Вот и прозвенел первый звонок тревоги, подумал Борис Соломонович и приказал себе не наглеть, не лезть в бутылку раньше времени. Пока можно все спокойно отрицать, но не обижаться и тон выдерживать не слишком сухой — это может и насторожить собеседника. Поэтому он спокойно отпил остывающего кофе и легко произнес:
— Александр Борисович, если речь идет о лоббировании, то мне совершенно на эту тему нечего сказать. Таковую возможность я исключаю начисто. Как вы правильно заметили, я тогда эти вопросы курировал напрямую, и сведения такого рода мимо меня не просочились бы. А я бы в стороне ни в коем случае не оставался, слишком ответственный это проект, чтобы под него кого-то бестолково проталкивать. Я вам могу сказать одно: все было честно. Во всяком случае, никакие доказательства обратного мне не известны. Лоббирование! — при последнем слове Борис Соломонович тонко усмехнулся, всем своим видом показывая, сколь нелепы подобные подозрения, когда речь идет о таком серьезном проекте, как «Тюмень — Новоришск».
Он готов был к тому, что Александр Борисович Турецкий примется настаивать, прицепится к какому-нибудь слову (хотя слова Борис Соломонович выбирал максимально тщательно): эти следователи такие ушлые-дотошные, дай им палец — руку откусят. Однако здесь ожидался приятный сюрприз, ибо следователь Турецкий казался совершенно успокоенным и удовлетворенным ответом, на продолжении разговора не настаивал и едва ли не извинялся за ненужное беспокойство. Скорее всего, следователь Турецкий с рождения был посвящен в тайны успешной коммуникации, воспетые Дейлом Карнеги, поскольку у Бориса Соломоновича возникло немедленное и настойчивое желание доказать Александру Борисовичу, что тот нисколько его не побеспокоил, что всегда приятно задушевно побеседовать за кофейком с интеллигентным человеком и так далее.
