Не желая отрывать столичного частного сыщика от рассматривания подозреваемого, Пафнутьев ненадолго удалился. Вернулся он с морской свинкой на плече — рыже-белой, толстенькой, которая беспокойно поводила усатой мордочкой, словно ей не нравились исходящие от гостей запахи, и вцеплялась коготками в черный пиджак. Единственная настоящая морская свинка в ресторане «Морская свинка».
Нигде Макс не чувствовал себя хуже, чем на светских мероприятиях. Он и раньше в этом не сомневался, хотя ни на одном светском мероприятии не бывал. А теперь вот побывал и убедился: полное дерьмо. И почему только люди стремятся попасть на всякие рауты и вечеринки? Во-первых, нужно надевать неудобную одежду. Правда, смокинги и прочие буржуазные прибамбасы Максова размера в продажу не поступали, так что компьютерный гений удовольствовался приличной желтой рубашкой и новенькими джинсами. И все равно очень тесно и давит на живот. Во-вторых, еда на тарелки выложена микроскопическими порциями: уйдешь еще более голодным, чем пришел. И в-третьих, вокруг одни незнакомые и непривлекательные лица. Не с кем словом перемолвиться!
— Извините, — обратилось вдруг к Максу некое смутно знакомое, хотя и не слишком привлекательное лицо, — вы случайно не Максим из Москвы?
— Предполагаю, что я, — на светский манер ответствовал Макс, — хотя нельзя полностью исключить возможность, что в Москве имеются и другие Максимы.
— А я Геннадий Барсуков, — продолжал навязываться смутно знакомый с лысиной, — неужели не помните? Геннадий, который у вас консультировался по поводу негашеной Португалии 1912 года…
— Ах да, конечно, помню! Сколько лет, сколько зим…
На самом деле Макс лучше помнил португальскую серию, чем ее провинциального владельца. Однако радость его была искренней: филателист с филателистом темы для разговора всегда найдут! Мероприятие стало казаться терпимым. К несчастью, филателист Геннадий непременно хотел следовать светским нормам:
— Позвольте вам представить мою жену.
И потащил Макса прямо к той особе, на которую тот обратил внимание, едва вошел. Едва увидев ее, Макс подумал: «Какая красавица!» Сразу за тем: «Какая уродина!» Как ни удивительно, обе характеристики были правомерны. Платиновая блондинка, выделявшаяся среди других присутствующих женщин безупречной худощавостью и безукоризненными чертами лица, в покое казалась совершенна, как статуя. Но стоило ей заговорить, улыбнуться, и впечатление красоты исчезало, в ней проступало что-то отталкивающее. Грубость, вульгарность? Макс впервые встречал женщину, которую до такой степени меняла бы мимика. Как там в «Детстве» Толстого сказано об улыбке? Кажется, примерно так: «Если улыбка украшает лицо, оно прекрасно, если не меняет, оно обыкновенно, если портит, оно дурно». Если оценивать по этому критерию, у жены Барсукова было самое дурное из дурных лиц, и Максу с ней знакомиться хотелось не больше, чем целоваться со свирепым цепным волкодавом.
— Зоенька, это Максим, филателист из Москвы. Это моя жена…
— Очень приятно — Зоя, — отрекомендовалась Барсукова, крепко пожимая толстую потную Максову ладонь. — Директор Хостинского рынка.
«Может быть, секрет ее непривлекательности не в улыбке, а во взгляде? — предположил, передернувшись, Макс. — Она взглядом пронимает до костей, рассекает на части, как мясной оковалок. Жаль мне этого Геннадия…»
19 февраля, 00.13. Денис Грязнов
Тотчас после посещения ресторана «Морская свинка» Денис Грязнов позвонил в Москву. Это не означало, что у него не нашлось бы более неотложных дел; однако надо принять во внимание, что ради поддержания реноме на вечеринке ему пришлось выпить, а алкоголь в последнее время стал оказывать на Дениса особенное действие. Нет, директор «Глории» не начинал буянить или необычно себя вести, он не выглядел пьяным: спиртное, сливаясь с его кровью, вызывало вселенскую печаль. Он начинал думать обо всем мире, какой он огромный по сравнению с ним, Денисом Грязновым, и как легко затеряться в этом универсуме, заполненном массой безразличных к нему людей, и как это важно, чтобы рядом оказался хотя бы один-единственный человек, который бы ему посочувствовал, для которого Денис оказался бы самым лучшим на земле. Сотрудники «Глории» на это не годились: хотя каждый среди них был по-своему уникален, однако тем самым единственным почиться не мог. Дядя Слава, с его обильными запасами сочувствия, тоже не подходил: родственники есть родственники, они любят нас не избирательно, а просто так, потому что мы есть. Единственный человек, от которого Денис желал сочувствия, находился сейчас в Москве и носил чудесное царское имя «Анастасия».
Настя откликнулась не сразу: должно быть, как обычно, забросила куда-то мобильный телефон и потом долго искала по испускаемым им звукам, подумал с умилением Денис. Он ничуть не рассердился: ему нравилось представлять, как Настя ищет, заглядывая в сумки, подныривая под шкафы и диваны, и ее маленькие грудки, не стесненные лифчиком, колышутся под прикрытием очередного экстравагантного наряда: даже дома она на себе модельерски экспериментировала, и порой это Дениса смешило, а порой сводило с ума. А может быть, она попросту спит? В такое время — имеет полное право…
— Алло! — сказала Настя, и ее сочные губы, окружающие это круглое «О», также явственно ему вообразились — до дрожи в позвоночнике.
— Настя! — завопил Денис, позабыв о вселенской скорби. — Это я, Денис!
— Ой, Денисочка! — бурно возликовала Настя. — Представляешь, я только сейчас о тебе вспоминала…
Это Денису понравилось меньше. Что это значит: «только сейчас!» Она должна была вспоминать о нем каждую минуту… на худой конец, каждый час…
— …на заседании худкомиссии, — чирикала Настя, счастливая, как певчая птичка на ветке, — представляешь, одни старые мадамы брежневских времен, совершенно не понимают ничего нового, ни материалов, ни линии кроя, засохшие мозги с горошину, просто безобразие…
— А у меня тут наклевывается очень крупное дело, — в свою очередь торопился выложить новости
Денис, — «Глории» предстоит вывести на чистую воду одного мафиозного деятеля, ну «крестного отца» всех местных бандюков…
— …А еще на худкомиссию Ленка Бецкая с Тамарой, ну ты их знаешь, представили очень своеобразное платьице, из совершенно простого подручного материала, как бы тебе описать, сшито из вафельных полотенец, на подоле бисерная бахрома, ну и еще аппликации с вышивкой — так представляешь, зарубили!
— Я всех к этому делу привлек, даже Макса, ну да, компьютерщика, сначала думал, просто для декорации, очень уж он у нас калорий… то есть колоритный, а сегодня смотрю, он втягивается, знакомится с кем-то напропалую. О, думаю, это ценно, из парня выйдет толк!
— И если взять самую обычную кофточку из любой синтетики, вроде моей, той, что со старинными самолетами братьев Люмьер, или не Люмьер, а какие там братья в начале двадцатого века делали самолеты, и изрезать ее во всяких случайных местах…
— И с этой целью мы сегодня посетили ресторан, закрытое мероприятие для вип-персон города Сочи, и я только что оттуда, и вот решил тебе позвонить.
