Однако здесь его ждало разочарование. Александр Николаевич Житинский исчез. На месте, где он сидел, теперь валялся маленький патрон от револьвера. Видимо, выкатился из кармана. И это все, что осталось от здоровяка.
— Ох, люди, люди, — вздохнул Голованов, подбрасывая патрон на ладони. — Коварство у вас в крови. Тот глупец, кто вам верит… Ищи, блин, теперь ветра в поле.
Глава шестьдесят седьмая
Получив от шефа задание, Кирилл не торопился его выполнять. Он, не вставая с постели, нашарил на тумбочке сигареты и зажигалку и закурил.
Снова откинулся головой на подушку и уставился в окно. День обещал быть жарким. Небо было чистым, ни одного облачка, и такой же чистой и незапятнанной была его душа. Когда Кирилл в первый раз убил человека, он не испытал ничего, о чем пишут в книжках. Не было никакого отвращения, никакой тошноты. Только удовлетворение от хорошо выполненной работы. Даже руки не дрожали.
Было это за две недели до убийства Доли Гординой. Шустов попросил его разобраться с одним пижоном, который спионерил из сейфа, хранящегося на даче Саца, двадцать пять кусков и намылился за границу, где уже осели его жена и дети.
Шустов попросил Кирилла перехватить вора по пути в аэропорт и вернуть похищенные деньги.
— Если не отдаст добром, разрешаю применить силу, — сказал Шустов, пронзая Ремизова своим знаменитым змеиным взглядом.
— В каких пределах применять силу? — вежливо поинтересовался Кирилл.
— В каких посчитаешь нужным, — ответил Зелек Александрович. — Только не переусердствуй. Ствол у тебя с собой?
Кирилл кивнул:
— Он у меня всегда с собой.
— Ну в таком случае действуй.
До аэропорта вор не добрался. Кирилл прижал его к обочине и заставил остановиться. Вокруг не было ни души, лишь изредка проезжали автомобили час был ранний.
— Выходи, — сказал воришке Кирилл, наставляя на него пистолет.
Воришка, маленький плюгавый мужичонка лет сорока пяти, поняв, что деваться ему некуда, выбрался из машины. Лицо у него было бледное и потное. Кириллу сразу же захотелось смазать по этому мерзкому лицу рукоятью пистолета, но он сдержался.
— Деньги у тебя с собой? — спросил Кирилл воришку.
— Д-да, — кивнул тот. — Они в машине.
— Ну так доставай. Чего стоишь?
Мужичонка вытащил из машины спортивную сумку и протянул ее Ремизову.
— Да не трясись ты, — успокоил воришку Кирилл. — Если деньги все, я тебя не трону.
— Там всё, — с жаром заверил его воришка. — Только сто баксов разменял. На дорогу.
— Ну и молодец, — с улыбкой сказал Кирилл, пересчитывая пачки.
Мимо проехала машина.
— Слушай, — обратился к воришке Кирилл, — давай-ка мы с тобой отойдем за кусты. А то как-то неудобно. Торчим здесь, как два тополя на Плющихе.
Они спустились с обочины и зашли в лесополосу. Здесь Кирилл спокойно досчитал деньги.
— Вроде все, — сказал он воришке. — Или я ошибся?
— Все! Абсолютно все! — обливаясь холодным потом, заверил его мужичок. — А сто баксов я верну… Я… я все верну… Только не убивай… Хочешь — машину забери…
Кирилл обернулся и посмотрел на стоящую у обочины машину:
— А она у тебя новая?
— Н-новая… — кивнул воришка, не сводя с Кирилла испуганных глаз. П-почти новая…
— Ладно, — сказал Кирилл. — Возьму, пожалуй.
Он вновь повернулся к воришке. Подмигнул ему и сказал:
— А ты молодец, что не стал сопротивляться. У меня ведь пистолет. Вот смотри.
Он поднял пистолет, нацелив его воришке в живот, и нажал на спусковой крючок.
Раздался резкий хлопок. Воришка схватился ладонями за живот. Между пальцев у него забулькало. Он оторвал одну ладонь от живота и поднес ее к лицу.
— Это кровь, — объяснил ему Кирилл. — Из твоих кишок.
Воришка перевел взгляд на Кирилла. В его вытаращенных глазах стояло недоумение.
— Ты сам виноват, — пожал плечами Кирилл. — Ты ведь знал, что воровать — это нехорошо.
Воришка покачнулся и рухнул на траву.
Кирилл подошел к нему поближе и заглянул в бледное, потное лицо с серыми губами. Воришка был еще жив. Он лежал в траве, прижав ладони к кровоточащему животу, и смотрел на Кирилла расширившимися от ужаса глазами.
— А ты живучий, — с улыбкой сказал ему Кирилл. — Если б я тебя не шлепнул, прожил бы еще лет пятьдесят.
У воришки затряслись губы.
Кирилл с улыбкой поднял пистолет и выстрелил воришке в голову.
В тот раз он не испытал никаких отрицательных эмоций. Даже сам себе удивился. Забросал воришку прелой листвой, сел в машину и поехал.
По дороге долго думал: что все это значит? «Может, я ненормальный? Может, я выродок какой?» Однако вскоре он успокоился. В конце концов, столбцы газет пестреют сообщениями об убийствах, ежедневно на воздух взлетают сотни автомобилей, тысячи людей корчатся в лужах собственной крови.
«Выродок — это тот, кто убивает человека за три копейки или за бутылку водки, — думал Кирилл. — Ну или тот, кто убивает ради собственного удовольствия. Например, Чикатило. Вот тот был настоящий ублюдок. А я… Тут на ум ему пришла реплика из какого-то американского боевика, и он улыбнулся. — Ничего личного, дружок. Это просто бизнес. Просто бизнес».
Даже в дешевых боевиках появлялись иногда дельные мысли.
— Это просто бизнес, — повторил Кирилл, лежа на спине и пуская в потолок струйки сизого дыма.
Затушив окурок в пепельнице, он поднялся с кровати, сладко потянулся и побрел в ванную. Ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало.
Что и говорить, лицо у него было красивое. Не лицо, а просто загляденье. Прямой нос, решительно очерченные губы, густые ровные брови, а под ними — большие серо-голубые глаза, которые могли смотреть и решительно, и нежно, и яростно, и ласково.
Кирилл вновь, в который уже раз за последние сутки, вспомнил, каким взглядом смотрела на него Баскакова. Ресницы дрожат, на щеках — легкий румянец. Такое ощущение, что она готова была проглотить его целиком.
«Хорошая была шлюшка, — с грустной улыбкой подумал Кирилл. — Жалко, не попользовался. Но… — он вздохнул, — бизнес есть бизнес».
Кирилл принял холодный душ, тщательно побрился. Приготовил себе яичницу с ветчиной и тосты. Хорошенько позавтракал. Кто знает, когда еще сегодня удастся поесть? Может, до самого вечера придется держаться на одном завтраке?
Затем Кирилл надел белую футболку с модным треугольным вырезом и французские белые джинсы из тонкой мягкой ткани. Посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. Совсем уже было собрался идти, но тут вдруг вспомнил про испорченную рубашку и решил переодеться. Кровь — штука коварная.
