Она вспомнила, как полтора года назад выбивала себе эту должность, и хихикнула. Надо ж было такое придумать! Объявить начальству, что ее самая большая любовь в жизни — это рыбалка. До сих пор смешно было вспоминать. Как в тот момент вытянулось лицо у Шустова!
— Это правда? — удивленно спросил он. — Надо же, первый раз в жизни вижу перед собой женщину, неравнодушную к рыбалке. Надо будет как-нибудь выбраться на рыбалку вместе.
— Буду только рада, — заверила Шустова Анна Сергеевна.
— А как вы относитесь к ночной рыбалке? — с улыбкой спросил ее Леонидов.
— Гораздо лучше, чем к дневной, — ответила Анна Сергеевна. — Ночь, луна, река — это ведь так романтично!
И чем закончилась вся романтика? При одном воспоминании о той ночи у реки Анна Сергеевна краснела, как школьница. И это несмотря на весь ее богатый жизненный опыт. Кто мог ожидать от двух седовласых, солидных господ такой прыти и такой буйной, просто-таки извращенной фантазии? Тем не менее спустя несколько дней Анне Сергеевне Баскаковой доверили вести передачу. И причем какую! «Домашнее хозяйство»! Самый большой рейтинг из всех дневных передач!
Как бы то ни было, та жутковатая ночь не прошла для Баскаковой даром.
Анна Сергеевна достала из-под мышки градусник — ну так и есть. Тридцать семь и два! Вот до чего доводят танцы на столах. Сначала вспотела, как черт знает кто, а потом, разгоряченная, на улицу. А там ветер и…
Анна Сергеевна вздрогнула. Так вот что ей не давало покоя. Как это она могла забыть?
Только теперь Анна Сергеевна вспомнила во всех деталях эту странную картину. Юлий Семенович Леонидов, пыхтя и потея, тащит за собой какой-то тюк. А сзади пристроился этот шустовский прихвостень — Кирилл Ремизов. И тюк-то был странный — большой, тяжелый и длинный. Похожий на… (Анна Сергеевна вздрогнула во второй раз) на человека.
«Неужели… — Баскакова поднесла ладонь к лицу и прикрыла рот. — Да нет, не может быть. Что за глупости! Зачем Леонидову и Ремизову тащить к машине человека? Если только, конечно, он не пьяный. Или…»
На столе зазвонил телефон.
Баскакова вздрогнула, протянула руку и сняла трубку с рычага.
— Алло, Аня?
— Да, я.
— Привет, это Маша Донская.
— А, Маша. Привет.
— Слушай, Баскакова, ты с кем вчера с вечеринки уходила?
— А что?
— Да так, ничего. Просто Фима Виленкин на работу не пришел. Все его ищут. Вот я и подумала: может, он с тобой.
— Что значит — со мной? — обиделась Анна Сергеевна. — Я ведь болею.
— Да знаю я. Только болеть ведь тоже по-всякому можно. Особенно когда постельный режим. Можно одной, а можно и… — Донская хихикнула.
— Донская, хватит молоть чушь, — строго сказала ей Анна Сергеевна. — У меня температура тридцать восемь, а ты меня в каких-то глупостях подозреваешь.
— Извини, подруга. Просто я подумала…
— И нечего тут думать, — резко оборвала ее Анна Сергеевна. — Тебе не за это деньги платят. Лучше скажи, как там начальство? Небось поливают меня из трех шлангов?
— Да нет, все спокойно. Леонидов поинтересовался — я сказала, что ты болеешь.
— А он что?
— Ничего. Сказал: «Понятно».
— И все?
— Все.
Анне Сергеевне даже стало немного обидно. Заболела ведущая самой рейтинговой дневной передачи, а начальство и в ус не дует. Хоть бы позвонили, поинтересовались. Может, человека уже в реанимацию увезли! А то и в морг.
Тут, непонятно почему, но Баскакова снова вспомнила, как вчера вечером Леонидов и Ремизов тащили к машине какой-то куль.
— Ладно, — сказала она Донской. — Хватит трепаться. Иди работай. А то еще начальство хватится.
— Какая трогательная забота! — хихикнула Донская. — Ладно. Выздоравливай. А Виленкину передай, чтоб позвонил на работу.
Анна Сергеевна вспыхнула:
— Я же сказала, что…
— Да ладно, ладно. Это ж я так, на всякий случай. Ну пока.
Баскакова положила трубку на рычаг.
«Вот паскуда, — подумала она. — Сейчас побежит всем трепать, что я тут с Виленкиным. И до чего же стервозные бывают бабы!»
Анна Сергеевна покачала головой.
«Кстати, а в самом деле: где может быть Виленкин? Чтоб этот воробушек да ушел с работы, не спросившись у начальства! Быть того не может».
Тут Анна Сергеевна вновь вспомнила про непонятный куль. Что же в нем все-таки было? И куда они его тащили?.. К машине? Странно.
Что-то не давало Баскаковой покоя. Какая-то странная и жуткая мысль. Настолько жуткая и настолько странная, что Анна Сергеевна боялась ее.
Она вдруг ясно вспомнила, как Кирилл Ремизов поднимал Виленкина со стула и тащил к туалету. Помнила, как упирался Виленкин и какое у него было бледное, испуганное лицо.
Помнила она и как Ремизов вернулся из туалета. Правда, уже смутно. В тот момент (впрочем, и как во все предыдущие и последующие моменты) Анна Сергеевна как раз пыталась обратить на себя внимание Леонидова, а тот даром что перед ним танцевала почти совершенно голая красивая женщина — все поглядывал куда-то в сторону. Что было дальше?
А дальше явился Ремизов и принялся нашептывать что-то на ухо Леонидову. Баскакова помнила, как у Юлия Семеновича задрожали губы. У шефа было такое выражение лица, словно он сейчас развернется и влепит Ремизову затрещину. Чем же его мог так расстроить этот самовлюбленный молоденький красавчик?
Анна Сергеевна усмехнулась: а может, они педики? А что, недаром Шустов его так опекает. Парень-то действительно красивый. Она бы и сама с ним не прочь, да разве такой клюнет? Такому семнадцатилетних девчонок подавай. Свеженьких, тоненьких… Хотя ведь ему и самому уже не восемнадцать, должен уже научиться ценить в женщинах не только свежесть, но и опыт! Ох, она бы ему показала!
Анна Сергеевна мечтательно закрыла глаза и улыбнулась.
В этот момент в дверь позвонили. Баскакова вздрогнула.
«Странно, — подумала она. — Кого это черт принес? Никто же не знает, что я дома… Кроме сослуживцев, конечно».
Она откинула покрывало, спустила босые ноги и принялась нашаривать тапочки.
В дверь вновь зазвонили.
— Слышу, слышу. Не глухая, — проворчала Анна Сергеевна, надевая тапочки. — Какие нетерпеливые.
Баскакова медленной, прихрамывающей походкой (отсидела ногу) двинулась к двери, на ходу прикидывая, кто бы это мог быть.
Подошла к двери и заглянула в глазок. «Вот так так! — подумала она. Не может быть! Он-то как сюда попал? И что вообще все это значит?»
Вновь зазвонил звонок.
— Открываю, открываю, — проворковала Анна Сергеевна.
