Тракторист с сизым носом и белесыми от водки глазами недоуменно посмотрел на молодого парня в строгом костюме и белой рубашке. Модельные туфли парня постоянно скользили в размокшей жиже.
— Ну дай, ну не жмись. — Антон широко улыбнулся и достал из кармана бутылку дорогого коньяка. — Вот выпей пока под кустиком.
Тракторист пожал плечами, харкнул в лужу и, гремя коваными кирзачами по гусенице трактора, вылез из кабины.
Трактор стоял посреди лесной просеки. А недалеко от него стояли три длинных черных «мерседеса» и джип. И вся компания — Галя, Белоусов, Сабанов, Некрасов. Оживленно о чем-то переговаривались, смеялись, тыча пальцами в Антона, но слышно их не было из-за рычания тракторного двигателя.
— Влезай. Умеешь хоть? — Мужик хлопнул себя по щеке и оставил на ней кровавый след от убитого комара.
— Не сложней, чем вон с тем. — Антон улыбнулся и кивнул на джип.
— Ну смотри. — Тракторист свернул крышку у бутылки с коньяком и, усевшись на корягу, присосался к горлышку.
Трактор, взревев мотором, дернулся, гусеницы заскользили по грязи, выбрасывая комья земли.
— Да-вай! Да-вай! Да-вай! — дружно закричали Галя, Сабанов, Белоусов и Некрасов. И только их молоденький охранник молча улыбался, глядя на дружное веселье компании.
Трактор, вгрызаясь гусеницами в землю, сантиметр за сантиметром принялся выкорчевывать из-под земли толстый медный кабель. Антон что-то кричал друзьям, махал руками, но слов разобрать было нельзя.
И вдруг хлынул ливень. Как из ведра. Все перестали кричать и стали удивленно оглядываться.
— Стоп! Откуда ливень?! Почему ливень?! — закричали по мегафону.
Актеры сразу побежали под большой зонтик, ливень так же быстро закончился, как и начался, дядька-тракторист уже разговаривал с кем-то по сотовому телефону. Только Вакасян носился по съемочной площадке, не переставая кричать:
— Идиоты! Ну что за идиоты?! Закапывайте обратно! Да перестань ты меня уговаривать, я это в фильм не пропущу! Нет, мы будем переснимать! — Все это он высказывал Варшавскому, который бегал рядом с ним, перепрыгивая через лужи, и что-то шептал ему на ушко, пытаясь успокоить.
По вскопанной утром лужайке
Злой старик бегает с криком
Две минуты шел дождь…
Грязнов посмотрел на часы и огляделся.
— Сергей Петрович, можно? — Он кивнул в сторону операторши, которая спокойно, не обращая внимания на ругань режиссера, возилась с оптикой, смотрела на небо через экспонометр, делала какие-то пометки в блокноте.
— Да, конечно, чего ты стесняешься? — Морозов улыбнулся. — Теперь приступят только часа через два, когда все снова закопают.
Галина, а вернее, Ксения, которая ее играла, стояла метрах в пятнадцати и делала вид, что не замечает Дениса. Грязнов кивнул ей, когда ее взгляд скользнул по нему, но Ксения никак не отреагировала.
— Ладно. — Денис бросил окурок в лужу и направился к Людмиле Андреевне. И тут же едва не был сбит с ног разъяренным Вакасяном.
— Почему посторонние на площадке?! Где администрация?! Всех уволю, к чертовой маме!
— Михал Тиграныч, это я, — растерялся Грязнов.
— Головка от… штатива! — Вакасян зло поглядел на Грязнова и зашагал дальше. — Марш с площадки!
Грязнов оглянулся и растерянно посмотрел на Морозова. Но тот подмигнул и махнул рукой: дескать, ерунда, иди.
— Здравствуйте, Людмила Андреевна. — Грязнов подошел к Успенской. — Я к вам по делу.
— Что, неужели вытянули что-то?
— Кое-что. Вот к вам за помощью.
Успенская вдруг обернулась и закричала:
— Нет, не после того, как заведется, а после того, как стрельнут шампанским! И где вы видели, чтоб так начинался дождь?.. — И резко повернулась к Денису: — Ну так чем могу помочь?..
— Вы скоро закончите?
— Боюсь, что и не начнем.
— Все равно, я буду ждать вас на студии в монтажном цеху. Договорились?
— Договорились.
На студии он промаялся до шести вечера, уже решил, что не дождется, когда Успенская явилась в монтажный цех.
— За мной, за мной, — обрадовался Денис и привел операторшу в комнату, где на монтажном столе уже давно стоял готовый к просмотру кусок пленки, тот самый сайнекс.
— Вот. Вот тут. — Денис прокручивал кадр за кадром. — Вот это кто?
Успенская удивленно смотрела на него:
— Молодой человек, и вы думаете, что я могу узнать кого-то вот по этому огрызку? Да тут же…
— Но это ведь вы снимали. Тут вот рука видна, часть…
— Туловища, а вот еще складочка. — Успенская достала из портсигара папиросу и закурила. — Никого по этой части узнать невозможно.
Морозов, который тоже пришел и все время сидел рядом, внимательно рассматривая изображение, тихо спросил:
— Люд, а если бы это какого-нибудь близкого тебе человека укокошили?
— Молодец, блин! — Успенская хлопнула его ладонью по спине. — Ничего другого придумать не мог? И как у тебя вообще язык повернулся? Денис, вы меня, конечно, извините, но тут я действительно ничем не могу помочь.
Выпустив Морозову прямо в лицо облако дыма, она встала и вышла из монтажной.
— Н-да… — Грязнов выудил из пепельницы недокуренную ею папиросу и затушил. — Вот ведь он идет, вот он. У всех на виду.
— Ну что ж теперь, надо как-то… — Но Морозов не успел договорить, потому что за спиной скрипнула дверь.
— Через пару дней будем переснимать сцену самоубийства, — заявила прямо с порога Успенская. — Все метки — где стояла камера, на какой высоте, какой объектив — у меня остались. Попросим просто пройти всех, кто был в фирменных майках.
— И что? — не понял Денис.
— Ну как же… — Успенская улыбнулась. — Походка, фигура, рост, разве этого мало?
Денис и Морозов переглянулись.
— Помогла? — спросила Успенская.
— Д-да, — Грязнов кивнул.
— Ну вот и отлично. А от тебя, Морозов, извинения принимаются до половины седьмого.
— А потом? — Морозов улыбнулся.
— А потом водкой. — Успенская захлопнула дверь.
— Вакасян, Успенская, Юркова, все супера, Журавлев, Юзвяк, Елкина, я тоже в майке был… — перечислял Морозов.
Они с Грязновым шли по длинным гулким коридорам «Мосфильма», то и дело сворачивая куда-то, ныряя в лестничные колодцы.
— Это вы по памяти? Или записываете? — Грязнов толкнул тяжелую дверь, и они вышли на улицу.
— Нет, я посчитал, когда мы запись просматривали. Помнишь? — Морозов вынул из кармана брелок и нажал на кнопку. На стоянке взвизгнула одна из машин. — Тебе куда?
