— Вы мне жизнь… — с патетикой начал Максимов, приподняв голову от стола.
— Не болтайте ерунды, — отмахнулся от Виктора Денис. — Все равно бы сорвались…
— Это все гадская жизнь, — сказал Максимов. — Это все бабы, водка, сплошной тусняк… Я не могу больше… Я не могу!
Грязнов присел на корточки возле телефонной розетки, из которой Максимов вырвал с мясом провод.
— Если позвонить нужно, на кухне и из прихожей можно, — оживился актер. — Мобильник, в конце концов, возьмите. — Он вытащил из кармана брюк мобильный телефон.
— Шея болит? — спросил Грязнов.
— Не в этом дело, — досадливо ответил актер.
— А в чем?
— Душа болит… — Максимов присмотрелся к Грязнову. — Вы вообще-то как здесь? Зачем?
— Да так… Хотел спросить. — Резко придвинув второй стул к столу, Денис сел напротив актера.
— Что?
— Вы пистолет не трогали?
— В смысле?
— Ну перед тем как Медведев взял его в руки?
— На кой?
— А к шкафу подходили?
— Не помню.
— Подходили, — сурово сказал Грязнов. — Зачем?
— А я помню? Может, курить, может, кофе хлебнуть. Пописать, в конце концов…
— В шкаф с оружием?
— Вот же блин! Это меня ведь хотели хлопнуть! Вы ведь помните меня! — Губы актера снова нервно задрожали. — А тут какие-то идиотские вопросы!.. Туда пошел, сюда пошел…
Он снова всхлипнул.
— Ладно, одевайтесь! — сказал Грязнов. — Пойдем. Потом поговорим.
— Куда? — испугался актер.
— Если вы помните, сегодня Кирилла похоронили. Поминки…
За поминальным столом сидела почти вся съемочная группа. Сидели мрачные, тихо позвякивали вилками, почти не говорили. На звонок в дверь отреагировала только вдова Медведева — Лена. Она открыла. На пороге стояли Грязнов и Максимов.
— Извини, Лена. Мы не поздно?
— Ничего-ничего, помянуть Кирилла… теперь уже никогда не будет поздно… — Она не договорила, помешали слезы.
— Не плачь, Ленка, — выглянул из-за плеча Грязнова пьяный актер. Вдовьи слезы — это такая банальность.
В комнате Грязнов бегло оглядел собравшихся и увидел смуглого мужчину, похожего на цыгана. Денис неохотно кивнул ему. Цыган не ответил, но и взгляд не отвел. Денис сел напротив. Максимов плюхнулся в свободное кресло, стоящее чуть в стороне от общего стола, и страдальчески закрыл лицо руками.
— Ну что! — встал с рюмкой водки Вакасян. — Помянем еще раз нашего Кирилла. Он был высоким профессионалом. Это очень важно. Любил жизнь и, прости меня, Лена, женщин. И жизнь свою не жалел. Вот ярко жил, по-киношному красиво, я б даже сказал — стильно. Любил сюрпризы…
— Ничего себе — сюрприз, а, да? — тихо проворчал Грязнову Варшавский.
Цыган, не дослушав тост, вышел на балкон.
Денис не хотел говорить с этим человеком, он его ненавидел, но сейчас было не до эмоций. Он встал и вышел вслед за Цыганом.
— Это сколько прошло, Цыган? Лет пять, наверное.
— А я как-то не считал, — недобро сверкнул глазами Цыган.
— Да ладно, хорош! — Денис уже пожалел, что все-таки решился поговорить с ним. — Чего сегодня старые счеты сводить? Медведь и твоим другом был. Верно?
Цыган усмехнулся.
— Моим-то как раз и был…
— Был… — мрачно повторил Денис.
Цыган выбросил бычок с балкона.
— Вот именно! Медведя больше нет. Потому разводить нас по углам теперь некому. Так что не пыли у меня перед глазами!
Лена беспокойно выглянула на балкон.
— Ну вы чего, ребята? — настороженно оглядела она Цыгана и Грязнова.
— Все нормально, Ленок, — грустно улыбнулся Цыган. — Кирилла вспоминаем.
А за столом теперь уже шел оживленный разговор. Старалась перекричать всех молоденькая помреж:
— Вы вот не поверите, а я предчувствовала — только он взял пистолет, меня прямо в жар кинуло. Даже закричать хотела…
— И как грохнет, я чуть не умер от страха, — говорил тщедушный осветитель.
— Что же ты, Лилечка? — с усмешкой спросил Вакасян. — Закричала бы, и, может, сейчас мы здесь не сидели б.
— А я ничего не видел, ничего, — с досадой говорил здоровенный ассистент оператора Коля.
— У нее все сикось-накось. Когда молчать надо, так ей рот не заткнешь, — перекидывая папиросу с одного угла губ на другой, сказала Успенская.
— Ужас, прямо ужас какой-то! — всхлипывала гримерша, искоса поглядывая на себя в маленькое зеркальце. — А вам, Людмила Андреевна, лишь бы гадость сказать.
Ксения пила одну рюмку за другой, беспокойно оглядывалась на Максимова.
— Правда, Люся, хватит, — с недовольством проговорил Вакасян, покосившись на появившегося в комнате Грязнова.
Помреж, вспыхнув, выскочила из-за стола.
— Ужас — даже представить страшно, — снова сказала гримерша.
— Представить как раз можно было. Вот я как раз что-то такое предполагал… — сказал Вакасян.
— Только смотрю — лежит уже весь в крови, ничего не видел, — все сокрушался ассистент.
— Он вам что-нибудь говорил? — спросил Грязнов Вакасяна.
— Постоянно, перманентно, я бы даже сказал навязчиво. Понимаете, тут такое дело — пишущий человек создает некую реальность, а эта реальность потом каким-то образом материализуется. Да вам об этом любой писатель скажет. А у Кирилла в последнее время что ни сценарий — самоубийство. Да всегда на людях — эффектно, с выдумкой. Навязчивая тема. А у нас говорят какие темы бережешь, так и живешь.
— Или наоборот? — вставила операторша.
— Надо вообще без темы жить, — сказал Варшавский. — Так спокойнее, а, спокойнее?
— Ты бы помолчал, жучило, — вдруг пробурчал Максимов. — Здесь художники собрались, понял?
— Вить, а я что, я просто… давай не будем, — широко улыбался Варшавский. — Мне тоже несладко, да.
— А всем сладко, да? — поднялся Максимов и пьяно оглядел присутствующих. — Я вам работу дал, бабки достал, а вы меня грохнуть хотели?.. Вот она, людская благодарность!
— О, затянул по новой, блин, — тихо выругался Вакасян.
— Мы как раз сайнекс снимали, — сказал ассистент.
— Вы же без меня на любой клипчик рекламный бросались! — продолжал бушевать Максимов. — Конечно, жрать-то всем хочется! А я вам — настоящее кино!
— Как все это осточертело. — Ксения, молчавшая все поминки, сама себе налила очередную рюмку водки и залпом выпила.
