Этим летом она даже на дачу не ездила, снималась у Наташки в
сериале "Соседи". И теперь, в начале сентября, неожиданно сложилось
такое… Ей даже подумать страшно. Игорь в составе следственной бригады уехал
почти на месяц в Краснодар, там какое-то большое и сложное экономическое дело
разматывают. Лизавета улетает в Австрию, где состоится международный семинар,
куда ее отправляют за счет клиники обмениваться передовым медицинским опытом. И
она остается на целую неделю с Виктором Федоровичем. Одна.
Ира больше не обманывала себя и не мучилась над вопросом,
почему порой так смущается и краснеет в его присутствии, почему, поджидая
поздними вечерами загулявшего мужа, не сидит больше в своей комнате, а
устраивается с книгой на кухне в надежде, что свекор выйдет из спальни и
посидит с ней. Без Лизаветы и без надоевшего хуже горькой редьки Игоря. Иногда
так и случалось, и это были самые радостные и волнующие минуты ее жизни.
Негромкий неторопливый разговор в полумраке при свете настенного бра, горячий
чай, ощущение тайны, недоступной окружающим и известной только им двоим. Ей
было двадцать семь лет, вполне достаточно, чтобы понимать, что означают и дрожь
в пальцах, и внезапно накатывающая горячая волна, и беспричинные слезы, и
неостановимый радостный смех. Она влюбилась. Конечно, не в первый раз в жизни.
Но чтобы так… И в кого? В собственного свекра. В отца своего мужа. В
Наташкиного врага.
Она порой вела себя глупо, но поделать с этим ничего не
могла. Вот и сегодня увязалась провожать вместе с Виктором Федоровичем Лизавету
в "Шереметьево", хотя в этом не было никакой необходимости. Что и
говорить, Лизавете приятно, что ее провожают всем имеющимся в наличии семейным
составом, но в сущности хватило бы и одного Виктора Федоровича, ведь суть
проводов в недельную командировку не в том, чтобы лить слезы возле таможенной
стойки и долго махать рукой, а всего лишь в доставке от дома в аэропорт.
Очередь шла быстро, уже минут через двадцать Лизавета
положила перед таможенником паспорт, билет, декларацию и справку-разрешение на
вывоз валюты. Таможенник окинул Лизавету скучными глазами, оценивающе посмотрел
на провожающих, слегка задержал взгляд на Ире и шлепнул штамп на заполненный
неразборчивым Лизаветиным почерком бланк. Свекровь подхватила легкий
чемоданчик, помахала им рукой и направилась к стойке регистрации.
- Какие планы? - спросил Виктор Федорович, когда они
сели в машину. - Куда тебя отвезти?
- Я сегодня свободна. А вы?
- Я тоже, сегодня же суббота.
- А давайте уроки прогуляем, - озорно предложила Ира.
- То есть?
- Будем вести себя неправильно, не так, как положено
серьезному профессору и молодой актрисе. В конце концов, в городе праздник.
Москва в эти дни праздновала свое 850летие, но до
сегодняшнего утра Ире и в голову не приходило, что все это может иметь лично к
ней хоть какое-нибудь отношение. Народные гулянья, уличные представления - это
все, как ей казалось, хорошо и интересно для приезжих и для подростков. И
только проснувшись сегодня утром, она увидела в прихожей чемодан свекрови и
окончательно осознала, что остается один на один с человеком, которого любит.
Пусть он и не подозревает об этом, но какое это имеет значение…
- Сначала мы поедем домой, поставим машину, - начала
она излагать Виктору Федоровичу свой план, - потом наденем удобную обувь для
долгого гулянья и отправимся на метро в центр. Пройдемся по Тверской, по
Садовому кольцу, пообедаем в итальянском ресторане, возле метро
"Маяковская" есть чудесный ресторан, "Патио Паста", выпьем
в честь праздника. Потом еще что-нибудь придумаем.
Свекор одобрительно улыбнулся.
- Годится. Нельзя постоянно быть серьезным и деловым,
надо хоть иногда расслабляться.
Они весело болтали всю дорогу до дома, Виктор Федорович
поставил машину в расположенный рядом с домом гараж"ракушку", и уже
через полчаса они, переодевшись и переобувшись, шли к метро. Погода стояла
изумительная, теплая, солнечная. Выйдя из метро на станции "Охотный
ряд", они сразу влились в толпу гуляющих. Движение транспорта по случаю
праздника было перекрыто, и люди чувствовали себя вольготно, не спеша шагая по
широкой проезжей части. Огромные куклы, чучела, воздушные шары, клоуны и ряженые,
визжащие от восторга детишки, продавцы мороженого и сладостей, голубое небо и
приятный ветерок, идущий рядом мужчина, который крепко держит ее под руку - все
это мгновенно слилось в душе Иры в единое пронзительно-острое ощущение
невероятного восторга. И почему она решила, что народное гулянье это
развлечение для приезжих? Откуда в ней этот аристократический снобизм, с ее-то
более чем сомнительным происхождением?
Погуляв около двух часов, они зашли в "Патио
Паста", где, против обыкновения, оказалось столько народу, что с трудом
нашелся свободный столик. Ира просматривала меню и прикидывала, до какой
степени имеет право нарушить диету. Самое вкусное здесь как раз то, что ей
категорически нельзя. Спагетти - те же макароны, к которым она привыкла с
детства, а спагетти "болоньезе", на ее взгляд, мало чем отличались от
макаронов "по-флотски" с кетчупом, которые она поглощала в немыслимых
количествах в юности. Макароны Ира обожала и могла есть их три раза в день семь
дней в неделю. Ну и черт с ним, сегодня такой день, что можно нарушить не
только диету.
Как хорошо вот так сидеть вдвоем среди толпы, без мужа и
свекрови, пить вино и разговаривать ни о чем! А впереди еще вечер, уютный
домашний вечер с чаем, телевизором и острым ощущением оторванности от всего
мира. И еще семь таких же чудесных вечеров… Виктор Федорович смотрит на нее
теплыми глазами, подносит зажигалку, когда Ира закуривает, и она, не желая
отказывать себе в маленьких радостях, каждый раз обхватывает его руку своими
пальцами, наклоняя кончик сигареты к подрагивающему пламени. От этого
прикосновения ее бьет током, и она, едва затушив окурок, считает для приличия
до десяти и снова тянется к пачке. Во рту горечь, от избытка никотина пересохло
в горле и побаливает голова, но Ира снова и снова наклоняется к его руке,
держащей зажигалку, и прикасается к его теплой чуть шершавой коже.
- Ты слишком много куришь, - с улыбкой замечает Виктор
Федорович.
- Я немного нервничаю, - отвечает Ира, глядя прямо ему
в глаза.
- Нервничаешь? Отчего? Тебе здесь не нравится? Тебя что-то
напрягает?
- Мне здесь очень нравится.
- Тогда в чем же дело?
- Я вас боюсь.
- Очень мило! - рассмеялся Виктор Федорович. - Мы
знакомы шесть лет, почти пять живем вместе, и вдруг выясняется, что ты меня
боишься. С чего это? Чем я тебя так напугал?
- Не смейтесь, - очень серьезно сказала Ира. - Вы меня
волнуете. Не знаю, что со мной происходит, я никогда так не волновалась в вашем
присутствии.
Что она делает, боже мой, что делает?! Зачем она это
говорит? Чего добивается? Чтобы он узнал, что она его любит? И что дальше? Она
совсем голову потеряла. Но есть вещи, которые она чувствует даже не шестым -
десятым, двенадцатым чувством, чутьем опытной самки. Она ему нравится, и не
просто как невестка. Она ему небезразлична. Ира не может ошибаться в таких
вещах, она точно это знает.
