Она снова сунула карту в прорезь автомата и набрала номер
Люси в Набережных Челнах, который знала наизусть.
- Я только что разговаривала с Наташей, - начала она
без долгих предисловий. - Ты что, собираешься вернуться в Москву?
- Собираюсь. А в чем, собственно, дело?
- И где ты будешь жить?
- Там же, где жила раньше. Между прочим, в этой
квартире до сих пор прописана моя мать, ты не забыла? Мама возвращается домой,
а вместе с ней приеду и я с дочерью, нас пропишут, это родственное подселение,
тем более я там раньше жила. Не понимаю, что тебя беспокоит?
- Что беспокоит? - заорала Ира, теряя самообладание. -
То, что мама была тебе нужна только до тех пор, пока была работоспособной. Ты
ни с чем не посчиталась, ни с Наташкой, ни с ее детьми, ни с самой тетей Галей,
ты ее увезла в свои хреновы Челны, потому что тебе было так удобно, потому что
тебе нужна была бесплатная домработница. А теперь, когда эта домработница
состарилась и уже не может заниматься твоим хозяйством и твоим ребенком, а сама
требует ухода, ты хочешь вернуться, чтобы все эти заботы скинуть на Наташку,
сесть ей на шею и жить за ее счет. Думаешь, я не понимаю? Это Наташка - добрая
душа, всех любит и всем все прощает, но не думай, что твои фокусы пройдут с
другими. Не пройдут!
- Ты кто такая? - последовал холодный ответ. - Ты сама
сидела на шее у моей сестры и тянула из нее жилы. Я все знаю, мне мама
рассказывала. И после всего этого ты еще собираешься мне указывать? Соплячка!
Да я старше тебя больше чем в два раза. И не смей мне больше звонить.
- Захочу - и буду звонить, сколько нужно! -
отпарировала Ира. - Ты мне тоже не указывай, это твоя сестра меня воспитывала и
кормила, а не ты. Ты мне никто и звать тебя никак. В квартире четыре комнаты,
если ты еще не забыла. В одной живет Бэлла Львовна, во второй - Наташа с мужем,
в третьей - мальчики, в четвертой - я. Ты что, собираешься спать в прихожей?
Или, может, в ванной?
- А тебя это вообще не должно беспокоить, ты же,
насколько мне известно, замуж вышла и больше не живешь в этой квартире. Моя
дочь может жить вместе с мальчиками, там большая комната, всем места хватит. А
мама поживет у Бэллы Львовны, две пенсионерки всегда найдут общий язык, да и
веселее будет.
- А ты? Ты-то сама где собираешься жить? У Наташи с
Вадимом на голове? Или ширмочку поставишь, чтобы их не смущать?
- А я поживу в твоей комнате, тебе она все равно больше
не нужна.
- Ну ты, блин, крутая, круче пасхального яйца, -
растерянно протянула Ира. Такого она не ожидала и даже слов нужных для ответа
подобрать не смогла. - Всех распихала, девчонку свою - к чужим детям, мать
родную - к посторонней старухе, зато себе, любимой, отдельную комнату
запланировала. У тебя стыд есть, Людмила? Совесть какая-нибудь, чувство
приличия или что-нибудь в этом роде?
- У меня есть все, - Люся была по-прежнему
невозмутимой. - Ты за меня не волнуйся. А за Наташу не заступайся, она, если
захочет, сама за себя постоит.
- Да в том-то и дело, что не постоит она за себя! Она
тебе и слова не скажет. А ты этим нагло пользуешься, знаешь, что у нее характер
такой, что она тебя не оттолкнет и к известной матери не пошлет, вот и
пользуешься самым бессовестным образом. Она даже не знает, что я тебе сейчас
звоню.
- Вот как? - в голосе Люси послышалось легкое
удивление. Ну наконец-то, хоть какие-то эмоции появились! - Ты всегда была
лгуньей, об этом мне тоже прекрасно известно. Уверена, что Наташа после нашего
разговора позвонила тебе и попросила воздействовать на меня. Я ее понимаю, у
нее язык не повернулся отказать в приюте родной матери, родной сестре, которая
недавно овдовела, и родной племяннице, оставшейся сиротой, тем более что мама
там прописана. А отказать очень хотелось, вот она тебя и подослала. Только не
выйдет ничего, так ей и передай. Я имею право на эту жилплощадь, ни одна
инстанция не сможет отказать мне в прописке.
- К твоему сведению, Наташа никак не могла позвонить
мне и пожаловаться на тебя, потому что меня нет в Москве. Я только что ей
позвонила сама и с трудом уговорила поделиться, отчего у нее голос такой
убитый. Если бы я не спросила, она бы и не сказала ничего.
- Вот как? Тебя нет в Москве? А где же ты? В своей
уральской деревне?
- За границей. Отдыхаю на Средиземном море, -
мстительно сказала Ира.
- Что ж, в таком случае ты тем более не можешь судить о
том, почему нормальные люди хотят вернуться из Набережных Челнов в Москву. У
тебя теперь своя жизнь, и не пытайся повлиять на мою.
Краем глаза Ира заметила, что свекровь поднялась с диванчика
и двигается в ее сторону. Даже простенькие пляжные тряпочки она носит с
аристократической элегантностью, как будто на ней не цветастая широкая длинная
юбка и чудовищного апельсинового цвета майка, а по меньшей мере вечернее платье
со шлейфом. И на ногах не шлепанцы с двумя перепоночками, а хрустальные
башмачки, которые в книжке исключительно по недоразумению почему-то достались
Золушке. На лице у Лизаветы нетерпеливое недоумение. Ну в самом деле, сколько
можно болтать, заставляя ждать остальных? Сказала же, что буквально на два
слова, только насчет подарков уточнить, а сама разговаривает уже битых четверть
часа! Долой Ирку Маликову, быстренько возвращаемся в образ приличной дамочки
Ирины Савенич, на лицо натягиваем приветливое и доброжелательное выражение,
голос можно пока оставить прежним, будем надеяться, что его не слышно.
- Спокойной ночи, Людмила Александровна, я вам еще
позвоню, когда будет подходящее настроение.
И вешаем трубочку на глазах у приблизившейся свекрови. И с
радостной миной выпархиваем из кабины.
- Все в порядке? - заботливо спрашивает Лизавета. -
Почему так долго?
- Ой, Елизавета Петровна, вы не знаете мою соседку, -
защебетала Ира, подхватывая свекровь под руку. - Такая скромная женщина, так
переживает каждый раз, когда ей дарят подарки! Сразу начала: да что ты, Ирочка,
да ничего не нужно, да не трудись, не трать деньги, лучше себе купи что-нибудь,
нечего моих мальчиков баловать. Еле уговорила!
Она не могла бы разумно объяснить, почему принялась отчаянно
врать, вместо того, чтобы описать Лизавете ситуацию, как она есть, поделиться
своим негодованием в отношении Люси. Инстинктивно она чувствовала, что не нужно
этого делать. Если ты так близко принимаешь к сердцу жизнь своей соседки,
настолько близко, что не стала ждать возвращения в Москву, а кинулась из-за
границы звонить соседкиной сестре, чтобы высказать ей все, что думаешь, то с
этой соседкой у тебя, наверняка, отношения сердечные, доверительные и глубокие.
Так почему же она не пришла к тебе на свадьбу? Муж ее пришел, а сама она не
смогла? И почему ты ничего о ней не рассказываешь, упоминаешь изредка, к слову,
когда говоришь о своем детстве, но даже по имени ее не называешь? И не звонишь
ей? И не ездишь к ней в гости? Почему? Этих "почему" Ире совсем не
хотелось, поэтому она сочла за благо солгать и не вдаваться в подробности.
