Ира как раз заканчивала протирать влажной тряпкой пол в
прихожей, когда Бэлла Львовна вздрогнула и сказала:
- Марик подъехал.
Ира выпрямилась, откинула тыльной стороной ладони упавшие на
лицо волосы.
- Откуда вы знаете? Здесь же нет окна.
- Я чувствую. Он сейчас придет.
Чушь какая-то! Собаки обычно чувствуют приближение хозяина,
даже кошки, Ира об этом слышала. Но чтобы люди? Она снова взялась за тряпку, а
через несколько секунд услышала звонок в дверь. Ну вот, так всегда бывает,
готовишься-готовишься, а ответственный момент наступает как раз тогда, когда ты
к нему вовсе и не готова. А, ладно, какая есть - такая есть, Марик же не
жениться на ней приехал, а всего лишь мать навестить.
- Открой, - шепотом приказала Бэлла Львовна.
Она так и сидела в кресле, словно у нее не было сил встать.
Ира ногой откинула тряпку в угол и открыла дверь. Мимо нее промчалось что-то
большое, и через мгновение незнакомый крупный мужчина стоял на коленях перед
Бэллой Львовной, уткнувшись лицом в ее платье.
- Мама!
- Марик! Сынок… Марик… - тихо повторяла соседка, гладя
его по седым волосам и не замечая текущих по щекам слез.
Ира тихонько отступила к своей двери, пусть побудут наедине.
И натолкнулась на стоящую в коридоре за углом Наташу. Лицо у нее было страшным,
землисто-серым, измученным.
- Это… Марик? - одними губами спросила она.
Ира молча кивнула.
- И… что там?
- Плачут, - шепотом сообщила Ира. - А ты чего так
побледнела? Волнуешься, что ли?
- Немного. Пошли, - Наташа крепко взяла Иру за руку и
решительно шагнула вперед.
- Здравствуй, Марик, - негромко и очень спокойно
произнесла Наташа, и Ира уже в который раз поразилась ее умению держать себя в
руках. Ведь на ней лица нет от волнения, а голос такой ровный, как будто ничего
не происходит.
Мужчина поднял голову, встал. Очки с затемненными стеклами в
тонкой оправе мешали разглядеть его глаза, и Ира не увидела, были ли на них
слезы. Марик оказался высоким полным дядькой с толстыми губами, мясистым носом
и заметной плешью. Костюм на нем был, правда, очень хорошим, и сидел идеально,
но тем не менее, по мнению Иры, самым красивым в его внешности были все-таки
очки.
- Туся? - неуверенно произнес он.
Наташа чуть качнулась вперед, словно на мгновение потеряла
равновесие, и мужчина схватил ее в охапку, крепко обнял, расцеловал.
- Туся, Тусенька, как же я рад тебя видеть! Но я бы
тебя ни за что не узнал, ты стала другой, совершенно другой!
- Просто я стала старой. Мне было семнадцать, когда ты
уехал, а теперь уже тридцать восемь.
- Нет, Тусенька, нет, ты изменилась до неузнаваемости.
А это, наверное, Иринка, которой когда-то было два годика?
- Теперь уже двадцать три, - в тон Наташе произнесла
Ира. - Здравствуйте, Марк Аркадьевич. Я не думала, что вы меня помните.
- Ну как же мне тебя не помнить? Я всех помню, и мама
мне обо всех вас писала. Что же мы стоим в прихожей? Я так разволновался, что
даже багаж на лестнице оставил.
Он принес два огромных чемодана и скрылся в комнате Бэллы
Львовны. Ира убрала тряпку, которой мыла пол, и робко постучалась к Наташе.
- Натулечка, а теперь что?
- Ничего, отдыхай пока. Они побудут вдвоем, потом
Бэллочка даст знать, когда обед.
Наташа стояла лицом к окну и смотрела на моросящий дождь.
Вся ее фигура выражала такое страдание, что Ира не выдержала и расплакалась.
Наталья
У нее было такое чувство, будто она сдает экзамен. Самый
главный экзамен в своей жизни. Сегодня она предъявляет Марику результат своих
двадцатилетних трудов - его дочь, красавицу, студентку, будущую актрису,
невесту, через две с небольшим недели выходящую замуж. Одобрит ли он ее работу
или сочтет, что Наташа плохо растила и плохо воспитывала его девочку, о которой
он специально просил ее позаботиться?
И что скажет ему Бэлла Львовна? Не будет ли жаловаться на
отсутствие внимания и заботы, не станет ли сетовать на то, что Наташа взвалила
на нее фактически роль бабушки и заставила присматривать за двумя отнюдь не
похожими на ангелов мальчиками?
Она не думала, что придется когда-нибудь "отчитываться
о проделанной работе", ведь не протяжении долгих лет с Мариком можно было
только переписываться и перезваниваться, никто не предполагал, что настанет
время, когда люди свободно будут выезжать из страны и приезжать в нее, не испрашивая
разрешения ни у кого, кроме посольства. С 1 января 1993 года вышел новый закон
о въезде и выезде, и вот он настал, этот день экзамена. Не день даже, а целых
четырнадцать, две недели.
Вчерашний обед прошел без эксцессов, за столом слышались
голоса в основном мальчиков и гостя. Саше и Алеше все было интересно: и какие у
дяди Марка дети, как и чему учат в их школах, какими видами спорта там
занимаются, какие в семье Халфиных машины, есть ли у них компьютер и какие в
нем стоят программы и игры. Марик подробно и с удовольствием удовлетворял
мальчишеское любопытство, рассказывал о детях - Анне и Филиппе, он называл их
Энн и Филом, рисовал красочные и порой забавные картины американской жизни.
Ира, озабоченная проблемой лишних килограммов, стала выяснять у новоявленного
американца насчет "Гербалайфа", и тот со смехом поведал, что в
Соединенных Штатах все эти "продукты" давно признаны шарлатанством и
их никто не покупает, вот производители и решили освоить новый рынок,
восточный, поскольку народ здесь доверчивый и обожающий сказочки, построенные
на принципе "раз - и готово", никакого длительного и кропотливого
труда, все делается по мановению волшебной палочки, кушаешь продукт и худеешь
на глазах. О том, что килограммы возвращаются, как только доверчивый клиент
перестает вкушать пилюли и коктейли, предусмотрительные распространители
деликатно умалчивают, зато без умолку трещат о полной и безоговорочной очистке
организма от шлаков и прочих накопленных годами гадостей. Девушка никак не
комментировала услышанное, но по ее глазам Наташа видела, что та ужасно
расстроена. Сам гость ни о чем присутствующих не расспрашивал, только на
вопросы отвечал, но Наташа то и дело ловила его взгляд, украдкой бросаемый на
Ирину, и понимала, что дочь вызывает в нем интерес, а стало быть, отчет
неминуем. Слушая вполуха застольные разговоры, мучительно пыталась сообразить,
как поступить: говорить ли Марику все как есть, чтобы он не питал никаких
иллюзий и понимал, как тяжко досталось ей воспитание соседки, или не сказать
ничего, предоставив ему возможность самому составить мнение о девушке.
Вечером, улучив момент, когда рядом никого не было, Марик
подошел к ней:
- Туся, ты завтра свободна? Давай погуляем вдвоем.
- Конечно, - кивнула Наташа.
