- Очень хорошая работа, в одной фирме, торгующей
медицинскими препаратами. Как раз Верочке по специальности. И платят хорошо, не
то, что в поликлинике.
- Мама! - Игорь с отвращением отодвинул от себя тарелку
с недоеденными сырниками, они колом вставали в горле и казались уже не
вкусными, а противными. - Я не хочу ничего слышать о Вере. Мне это не
интересно. Она меня бросила, а теперь ты хочешь, чтобы я интересовался ее
жизнью и беспокоился о ее трудоустройстве?
- Сынок, но ведь ты сам виноват в том, что она тебя
бросила, - с упреком произнесла мать. - Ты чудовищно обращался с ней, ни одна
нормальная женщина этого не вынесла бы. Ты приходил домой пьяным и кричал на
нее. Ты изменял ей…
При последних словах голос матери дрогнул, словно даже мысль
о подобном поведении сына была ей невыносима, а уж озвучивание ее требовало и
вовсе непосильного напряжения. Конечно, она говорила правду, Игорь позволял
себе и напиваться, и орать на Веру. И насчет супружеских измен - тоже правда.
Но разве он виноват в том, что не может на протяжении длительного времени
испытывать интерес к одному и тому же человеку? Ему быстро надоедали и женщины,
и друзья. Он уставал от них. И отчего-то был уверен, что вот уж следующая его
женщина окажется такой, которая прикует его внимание к себе всерьез и надолго,
заводил новую интрижку, влюблялся, но чувство остывало даже быстрее, чем ему
хотелось бы. То же самое происходило и с друзьями, он вовлекался в близкие
доверительные отношения и очень скоро начинал испытывать откровенную скуку в
обществе этого человека. Как он был влюблен в Верочку! Тогда, в 1984 году,
когда он женился на ней, ему казалось, что нет никого на свете лучше нее,
добрее, нежнее, умнее. И уже через два года, привезя ее в Москву, начал
тяготиться молодой женой. Родители поначалу были в ужасе, ну как же, привез в
столицу какую-то провинциалку из сибирской тьмутаракани, теперь ее еще и
прописывать нужно, а она обживется, осмотрится да и вильнет хвостом на сторону,
потом придется жилплощадь делить, квартиру разменивать. Конечно, со временем
они к Вере привыкли и даже по-своему привязались, особенно Елизавета Петровна:
все-таки коллеги, обе врачи, есть что пообсуждать за ужином. Игорь никак не
ожидал, что Вера уйдет, сама уйдет, и уже тем более не ожидал, что его мать и
отец начнут принимать столь деятельное участие в ее судьбе. Виктор Федорович
использовал все свои связи, чтобы выбить бывшей невестке жилье, и Вера в
прошлом году получила однокомнатную квартиру где-то на окраине, так что
обошлось без размена родительских хором. Теперь вот на работу ее пристроил, на
фирму…
- Нам с папой стыдно за тебя, за твое поведение,
поэтому мы считаем своим долгом хоть как-то искупить твою вину перед Верой, -
говорила между тем Елизавета Петровна. - Разумеется, мы не были в восторге от
твоего выбора, ты мог бы и в Москве найти себе жену не хуже, но в конце концов
ты привел ее в наш дом, мы ее приняли, а потом ты начал вести себя совершенно
недопустимо. Да, мы с папой не одобряли твоего выбора, но это не означало, что
ты мог вести себя как последний хам! И между прочим, она родила тебе ребенка, а
от алиментов при разводе отказалась.
- Мама, не делай из Веры воплощение благородства, -
поморщился Игорь, медленно допивая кофе. - Она отказалась от алиментов только
потому, что вы с папой пообещали ее финансово поддерживать, причем в размерах,
значительно превышающих двадцать пять процентов моей ментовской зарплаты. А
судья, к которому папа предварительно сходил с букетом цветов и пачкой
дефицитных билетов в театры, согласилась развести нас в течение пяти минут и
без всяких дурацких сроков на примирение, но при условии, что у сторон не будет
имущественных споров и претензий на алименты. И в конце концов, она сейчас
прекрасно устроена, с квартирой, с работой. Что ты от меня хочешь? Чтобы я
ползал перед ней на коленях и умолял вернуться?
- Прекрати! Мы с папой хотим, чтобы наш сын вел себя
как мужчина. Если ты привез Веру сюда и стал отцом ее ребенка, то ты не имеешь
права отворачиваться от нее и лишать поддержки. Ты выгнал ее из дома с ребенком
на руках…
- Она сама ушла! Не надо передергивать.
- Да, она сама ушла, но ты создал такие условия, при
которых она не могла больше оставаться в нашем доме…
Этот разговор возникал с мучающей Игоря периодичностью, и он
начинал догадываться, почему мама так болезненно реагирует на ситуацию. Она
заставила себя полюбить Веру, потому что таков был выбор ее сына, и теперь она
как человек добрый и порядочный вынуждена продолжать поддерживать невестку и
внука, потому что ее сын оказался, мягко говоря, не на высоте. Иными словами,
он, Игорь, навязал своим родителям Веру, сначала притащил ее в Москву, а потом
разлюбил и фактически вынудил уйти. К маленькому сыну он никаких особенных
чувств не испытывал, во всяком случае интерес его к ребенку был не настолько
силен, чтобы добиваться у Веры разрешения на встречи с Павликом. Этого родители
тоже понять не могли и регулярно навещали внука, привозя с собой горы игрушек,
фруктов и конфет. Игорь с ними ни разу не ездил. Ему не хотелось видеть Веру,
она была ему больше не интересна.
День, так неудачно начавшийся с неприятного разговора,
продолжал складываться в том же стиле. Ночью ударил мороз, и машина никак не
хотела заводиться, Игорь бился над непокорным двигателем минут сорок и в
результате опоздал на службу. На этот день у него были назначены две очные
ставки, а до этого еще три допроса, вызванные люди сидели в коридоре перед
дверью его кабинета, злые и напряженные. И снова, как и каждое утро, идя по
длинному коридору с выкрашенными чудовищного цвета масляной краской стенами и
выщербленным полом, Игорь испытал приступ тошноты. Господи, как же он ненавидит
свою работу!
Он кое-как дотянул до конца рабочего дня и отправился к
Замятину. Лучше уж отмучиться сегодня и на два месяца забыть о нем. Не станет
он звонить и переносить встречу.
Женька жил все там же, где и раньше, когда еще в школе
учился. Вместе с ним жили мать и сестра с двумя детьми. Некоторое время назад
еще и муж сестры был, но теперь он искал супружеского счастья с новой женой.
- Проходи, Игоречек, - приветливо пригласила Женькина
мать, открывая дверь. - А Женя тебя уже давно ждет.
Ждет! Эти слова резанули Игоря как ножом. Как бы он хотел
никогда больше не переступать порог этого дома, никогда не видеть больше Жеку,
не разговаривать с ним, не вспоминать о Генке. Забыть обо всем и устраивать
свою жизнь так, как хочется. Но разве он может перестать приходить, если Женька
ждет?
Женька выкатился ему навстречу в инвалидной коляске. Вместо
ног - две культи. Протезы у него есть, но плохого качества, ходить в них
больно, кожу натирают, поэтому дома Женька предпочитает их не надевать. Испитое
рано постаревшее лицо чисто выбрито - видно, к приходу Игоря постарался.
- Здорово, - Женька, не вынимая сигареты из угла рта,
протянул ему руку. - Чего так поздно? Я уж думал, вообще не придешь.
- На работе задержался.
- Что, на передовом фланге борьбы с преступностью? Не
щадя живота своего? Пять минут не доработаешь - и бандитизм захлестнет страну?
