- Скоро приступает. Через две недели начнутся съемки, -
оживилась Ирина и с удовольствием принялась рассказывать ему про новый проект
Вороновой для телевидения. Руслан слушал вполуха, съемки очередного "мыла
для домохозяек" его мало волновали.
- А у тебя там большая роль?
- Нет, я там не снимаюсь.
- Почему? - удивился Руслан. - Я думал, Воронова теперь
всегда будет тебя приглашать в свои картины. Она же, как я понял, всю жизнь
тебя опекала.
- Опекала, пока я была маленькой, - кивнула Ирина. - Но
теперь-то я уже взрослая тетка, замужем. Сколько можно со мной возиться? И
вообще, в этом сериале для меня нет роли.
- Слушай, - Руслан прищурил глаза, - а вы, случайно, не
поссорились, а?
- Да ты с ума сошел! Это Наташка может со мной
поссориться, а я с ней - никогда.
Интересная формулировка. Это что же, выражение отношений
полной подчиненности?
- Почему? - спросил он с невинными глазами. - Я что-то
не понял.
- Да потому, дружок, что Наташка в моих глазах всегда
будет права, что бы она ни сделала. Я никогда на нее не обижусь и никогда с ней
не поссорюсь. А вот я - это совсем другое дело, я до сих пор еще могу
что-нибудь отчудить, и у Наташки вполне может появиться повод со мной
поссориться. Только я этого не допущу, понял? Если что-нибудь натворю -
прибегу, кинусь к ней в ноги и буду просить прощения до тех пор, пока она не
перестанет сердиться. Я ей всем обязана.
- Даже если будешь считать, что поступила правильно?
Все равно будешь каяться и извиняться? - не поверил Руслан.
- Все равно буду, - твердо ответила Ирина. - Ты пойми,
для меня совершенно неважно, права я или нет. Для меня важно только одно: чтобы
Наташка не расстраивалась и не сердилась.
Да, вот оно, различие мужского менталитета и женского. Он,
Руслан, никогда не просит прощения и не делает шага к примирению, если уверен в
том, что прав. И даже для матери он не сделал исключения. Обиделись? Скатертью
дорога, обижайтесь, сколько влезет. Он чувствовал себя абсолютно независимым и
имеющим право делать и говорить все, что он считает правильным. Он положил годы
труда на то, чтобы из редакционных курьеров выбиться в журналисты, он получил
высшее образование, ни на один день не прекращая работу, он сделал себе имя, и
всем этим он завоевал собственную независимость. Теперь он может ни на кого не
оглядываться. И ему с высокой колокольни плевать на тех, кто может на него
обидеться или рассердиться. На что обижаться-то? На правду? Так на этот случай
есть замечательное правило: не подставляйся. Не хочешь, чтобы тебя называли
вором, - не воруй, и все будет отлично. А уж если воруешь - будь готов к тому,
что об этом узнают и начнут показывать на тебя пальцем. Единственные рамки, в
которых он должен держаться, это редакционная политика, вернее, политическая
ориентация издания, в котором он работает. Но это естественная и неизбежная
плата за возможность быть журналистом. И потом, он ведь тоже человек, а не
машина, у него есть собственные политические пристрастия, которые в данном
случае полностью совпадают с позицией газеты, иначе он не перешел бы туда
работать. Если его взгляды изменятся, он в тот же день перейдет в другое
издание, его всюду примут с распростертыми объятиями, да и на областное
телевидение давно уже зовут, и с двух радиостанций постоянно звонят, на работу
приглашают.
- Все-таки удивительно, что Воронова еще что-то
снимает, - продолжил он интересующую его тему. - Сейчас ведь ни у кого денег
нет. Или она опять нашла себе спонсора?
- Никаких спонсоров, все на деньги телеканала. Они
собирались запускать три проекта, но из-за дефолта два пришлось приостановить,
вот один только и остался. И то пришлось удешевлять по всем направлениям.
- А что же спонсор? - настойчиво повторил Руслан. -
Ведь у Натальи Александровны был когда-то человек, который давал ей деньги на
съемки. Фамилию его никак не вспомню…
- Ганелин, - подсказала Ирина. - Андрей Константинович.
- Вот-вот, Ганелин. Он что, разорился? Или не хочет
больше ей помогать?
- Да нет, ну что ты, - с улыбкой возразила Ирина. -
Кризис по нему, конечно, тоже катком проехался, но ничего, фирма пока держится.
Наташа вышла за него замуж.
- Вот как? Значит, дождался он своего светлого часа, -
насмешливо констатировал Руслан. - Мне еще в девяносто первом году говорили,
что он безответно влюблен в Наталью Александровну. Мне тогда это показалось
невероятным. В наше время - и безответная бескорыстная любовь! Смешно!
- Ничего смешного, - сердито ответила она. - Если не
понимаешь в любви - сиди и молчи. А тебе Анна Моисеевна разболтала, да? Я знаю,
мне Наташка говорила. И вообще, нечего лезть в Наташкину личную жизнь, ты за
информацией приехал - ты ее получил. А от Наташки свои загребущие ручонки
убери, ничего тебе тут не перепадет для скандальной хроники в твоей желтенькой
газетенке.
Глаза Ирины засверкали гневом, она снова сбилась с
интеллигентного тона на полухамский, и Руслан явственно вспомнил ту взбалмошную,
непредсказуемую, грубоватую и невежливую девчонку, которая закатила истерику у
него дома.
Он расплатился, проводил Ирину до подъезда и поехал в
гостиницу. До самого вечера ему приходила на ум фамилия Ганелина, и каждый раз
возникало такое ощущение, что мысль останавливается перед закрытой, но
незапертой дверью. Толкни слегка - и она распахнется. Руслан злился оттого, что
слабая мысль не находила в себе сил сделать этот единственный толчок и куда-то
убегала, потом появлялась снова, доходила до этой заколдованной двери, и опять
трусливо исчезала.
Дверь открылась ночью. Руслан проснулся и понял, что было
там, за дверью. Он видел Виктора Федоровича Мащенко в приемной у Ганелина еще
тогда, в декабре девяносто первого года, когда приезжал в Москву собирать материал
для большой статьи о Вороновой. Он тогда, помнится, ошибся и принял высокого
красивого представительного мужчину в годах за владельца фирмы
"Центромедпрепарат" и подумал, что если у Вороновой есть любовник, то
он должен быть именно таким. И кто сказал, что Москва - большой город? Деревня,
где все друг друга знают и постоянно друг с другом сталкиваются. Впрочем,
ничего странного в этом совпадении нет, Мащенко был знаком с Ганелиным, поэтому
рано или поздно и встретились сын Виктора Федоровича и воспитанница Натальи
Вороновой. Все закономерно.
Удовлетворенный тем, что память его не подвела, Руслан
повернулся на другой бок и крепко уснул.
Наталья
Бэлла Львовна никогда не была легкой на подъем, а ее
ежегодные поездки во Львов к родственникам являлись скорее выработанным за
много лет ритуалом, нежели проявлениями любви к путешествиям. С трудом приняв
летом 1998 года решение съездить к сыну в США, пожилая женщина под тем или иным
предлогом поездку откладывала, то ссылаясь на разболевшиеся осенью ноги, то на
поднявшееся сырой теплой зимой давление. И только в мае 1999 года Наташа и
Андрей отвезли, наконец, Бэллу Львовну в аэропорт. Предполагалось, что она
проведет у сына все лето и вернется в конце августа.
