В какой-то момент после разговора с мужиками у пивной ему пришло в голову заглянуть в местные газеты — а как, интересно, они отреагировали на такое нечастое событие, как гибель спортсмена-парашютиста. Он не ошибся: несчастный случай нашел свое отражение в местной прессе. И вот что там было написано. На самолете «Ан-2» группа новичков, имевших 36 часов налета, была поднята на заданную высоту 800 метров. Именно с этой высоты погибший камнем летел до земли, безуспешно пытаясь раскрыть парашют. В итоге — мгновенная смерть при ударе о землю. Расследование было проведено сразу же, по горячим следам. Эксперты пришли к выводу, что в происшедшем действительно сыграло роль роковое стечение обстоятельств: тот самый порыв ветра, удар о самолет, «самоотцеп» карабина и так далее. Было также написано, что спортсмен, вероятнее всего от страха, держал запасной парашют такой мертвой хваткой, что он раскрылся аж на две секунды позже, что и стало фактической причиной гибели парашютиста. Именно этих двух секунд не хватило, чтобы парашют успел затормозить свободное падение тела…
Как ни странно, в газете тоже не было ни имени, ни возраста пострадавшего, и Алексей Петрович даже подумал, а не эту ли публикацию зачитал ему бывший офицер по имени Иван, выдав за заключение экспертизы.
Но из газеты явствовало также, что происшествие имело место в тот самый день, когда погиб Разумовский. Как раз это обстоятельство, а также то, что погибший почему-то совершал прыжок в группе новичков, и укрепило Алексея Петровича в мысли поискать истину у судмедэксперта. Ведь если, как свидетельствовал его информатор у пивной, тело увезли на «скорой», значит, оно должно было неизбежно попасть в руки заведующего патолого-анатомическим отделением местной больницы, поскольку именно он по совместительству был и здешним судмедэкспертом — практика частая в небольших городах Подмосковья…
Этот патологоанатом, лицо которого почему-то показалось Алексею Петровичу страшно знакомым, долго рассказывал о том, насколько уникален этот несчастный случай — просто роковое стечение обстоятельств, и вполне понятно, почему местная прокуратура решила не возбуждать уголовного дела в связи с этой гибелью…
Пока патологоанатом долго и нудно рассказывал обо всем этом, Кротов все мучился, вспоминая, где он мог его видеть раньше. У Алексея Петровича была профессиональная память на лица, и чем дальше, тем все сильнее уверялся он в том, что явно знал медика, даже имел с ним дело. И вдруг тот оборвал себя на полуслове и спросил сам:
— Слушайте, вы весной восемьдесят восьмого под Кандагаром не были?
И тут словно заслонку прорвало, Алексей Петрович разом все вспомнил.
— Ну конечно! Вот откуда я вас знаю! А то замучился совсем — никак не могу сообразить! Вы же, помнится, хирургом были в нашем госпитале…
Медик невесело усмехнулся.
— Да и вы, помнится, были не частным сыщиком, а полковником разведки…
— Майором, — поправил его Алексей Петрович.
Ну конечно, после такого узнавания все стало намного проще.
— Ты понимаешь, майор… — начал судмедэксперт и спохватился: — Ничего, что я на «ты»?
— Ничего, — сказал Кротов. — Меня Алексеем Петровичем зовут. Можно просто Алексеем.
— А я Петр Николаевич, — назвался медик. — Петр, стало быть. Петр — он же камень, как в Евангелии сказано. — Он усмехнулся. Усмехнулся и Кротов, и это означало, что взаимопонимание между бывшими афганцами установилось полное. — Я, значит, вот что могу тебе рассказать, Алексей, по интересующему тебя вопросу… Привезли в тот день с аэродрома двоих. Сначала я осмотрел парня, некоего Федорова, жителя Химок. Сопровождающий милиционер мне объясняет: дескать, вот какой ужас — не раскрылся парашют… Проходит какое-то время — смотрю второго. Около этого почему-то опера. Наши, местные. С ходу объясняют мне: еще один несчастный случай на аэродроме, ругаются: и что это за день такой сегодня! Падение с большой высоты — так, говорят, и пишите. Ну не понравился мне, конечно, этот накат. Что, говорю, увижу, то и напишу. Это вы там, у себя, в обезьянниках командуйте, а здесь командир я. Тогда они заговорили со мной совсем по-другому. Смотри, говорят, лепила, у тебя же семья. Жена в Москве работает, стало быть, часто в электричке ездит, и другой раз очень поздно; дочка, цветок душистый прерий, каждый день в свой девятый класс ходит. Так что смотри сам, тебе, мол, жить… Ну я и дрогнул… Ты вообще видел когда-нибудь человека, упавшего с большой высоты? Это просто мешок — кости все переломаны, множественные кровоизлияния ну и так далее. И все это я только что наблюдал — ну у того парня, которого первым мне на стол положили. А новый, которого опера сопровождали, — весь целехонький. Руки-ноги, цвет кожи, все такое прочее. Я его, как положено, осмотрел — всего-навсего одна травма. И травма, заметь, очень характерная. Но непростая. Я бы сказал, по твоей бывшей специальности. Помнится, у вас — у разведчиков, у диверсантов — есть такой специальный удар для введения в состояние рауша, то бишь легкой потери сознания. Ну ты-то, Алексей, конечно, знаешь, о чем речь: поставленным ударом бьют человека за ухом — и он в отключке. Будь то «язык», будь то часовой — значения не имеет. Ни шума, ни крови, а человек нейтрализован. Но если, между прочим, не рассчитать удара, да особенно если наносить его твердым предметом — рукояткой ли пистолета, свинчаткой, то при некотором навыке летальный исход после такого удара становится неизбежным. А сама травма настолько незаметна, что в определенных условиях под нее можно имитировать смерть от какой-то другой причины — от попадания под колеса автомобиля, от падения с высоты, от гипертонического криза и так далее. Что, собственно, и имело место в том случае, о котором мы сейчас говорим.
— Ну допустим, — согласился Алексей Петрович. — Но как бы то ни было, формально у вас в один день оказались в наличии два погибших парашютиста. Ведь это-то никак не скроешь, тем более что налицо случай, прямо скажем, годящийся для «Книги Гиннесса». Да случись такое — у вас тут, наверно, целый полк следователей землю бы рыл, уже, наверно, и аэроклуб закрыли бы…
— А с чего вы взяли, что имели место два несчастных случая? — не глядя на Кротова, сказал бывший сослуживец, беря в руки скоросшиватель с заключениями экспертизы. — Один. То есть два, конечно, но один в воздухе, а второй — на земле. В воздухе от нераскрытого парашюта погиб некто Разумовский Игорь Кириллович, 45 лет от роду. А Федоров Дмитрий, 26 лет, погиб в результате наезда автомобиля, скрывшегося с места происшествия. Тело Федорова отправлено в город Химки нашей области в металлическом запаянном гробу…
— Я, наверно, не могу этой информацией пользоваться открыто? — спросил задумчиво Алексей Петрович. — Я же тогда подведу тебя под монастырь?
— Да ну вряд ли. Я же одно заключение написал по всей форме — смерть в результате падения с большой высоты, а второе… Ну немного покривил душой… Не знаю, поймете ли вы меня, но у нас тут милиция слов на ветер не бросает, и угроза насчет жены и дочери — это в наших условиях вполне реальная угроза. Я написал, что во втором случае причиной смерти явилась несовместимая с жизнью травма головы, полученная предположительно либо в результате неудачного падения, либо при ударе о какой-нибудь твердый предмет в процессе приземления…Ну а в милиции, похоже, пошли еще дальше, они в своих заключениях просто поменяли покойников местами, так что несчастный случай как бы прикрыл, замаскировал предумышленное травмирование человека, приведшее к летальному исходу.
