— За «Глорию». Пусть живет и процветает, — Вячеслав Иванович взял протянутую ему рюмку и чокнулся с племянником. Оба выпили. — Пора, кажется, начать закусывать.
— Ага, я только сейчас разок окунусь в бассейне, а то мозги так напрягал, что весь вспотел. Секунд за тридцать вроде нашел, неплохо?
— Терпимо. Ну, раз нашел, то, как и договаривались, с меня причитается… Одно международное дельце хочу тебе подкинуть. Заказчик уже едет.
— Прямо сюда? — засмеялся Денис.
— А чем здесь плохо? По-моему, роскошный банный дворец для переговоров.
— Подожди, не рассказывай. Я охлажусь, не то вообще сгорю от радости, — и Денис выбежал из кабинета.
Он быстро забрался по ступенькам и прыгнул в ледяную купель, уйдя под воду с головой. Потом рыбкой прыгнул в теплый бассейн и скоро почувствовал себя бодрым, спокойным, уверенным, готовым к новым подвигам.
Возвратившись в кабинет, Денис застал в нем Тимура.
— И я могу пропустить? — как-то неуверенно спрашивал Тимур Вячеслава Ивановича.
— Конечно.
— Но как?..
— Молча. Кабинет трехместный, одного как раз и не хватает, — ответил Грязнов-старший. — Пусть переоденется. Дай человеку халат, шляпу…
— Все понял, — улыбнулся Тимур и исчез.
— Заказчик?
— Он самый.
— А что было бы, если б я не нашел часы?
— Тогда бы кранты. Я ведь серьезно уже хотел прекратить твою малополезную деятельность, да Турецкий меня отловил, когда я в Сандуны собирался, и уговорил дать тебе и ребятам одно хитрое дельце. Так что его благодари.
6
Соединенные Штаты. Тюрьма Южный Централ. 1999 год.
Гриша Грингольц с остервенением кидал грязные голубые рубашки в ящик с бельем.
«Полтора года в этой чертовой тюрьме и полтора года копаюсь в грязных шмотках. Хорошенькое воплощение американской мечты».
Грингольц с ненавистью швырнул последнюю робу, погрузил ящик на тележку и покатил ее в подвал. Там располагалась прачечная, в которой нелегким трудом искупали свою вину товарищи по несчастью. Ровно сто пятьдесят восемь ступенек вниз по железной лестнице, толкая перед собой эту дурацкую бандуру, груженную тюремной одеждой, которая впитала в себя пот, кровь, сперму, грязь и запах сотен и сотен заключенных. Довольно мерзкая работенка, но не самая плохая, некоторые вообще сортиры драют.
Впрочем, американская тюрьма временами напоминала Грише пионерский лагерь (это при условии, что ведешь себя хорошо и не споришь с угрюмыми и безмолвными легавыми, в противном случае зверства тюремных охранников, показанные в американских боевиках, могли показаться невинными играми мальчиковподростков). А так и еда вполне сносная, выпускают гулять и даже кино иногда показывают. Спортом, опять же, заниматься можно. Правда, эти бестолковые янки играли здесь только в баскетбол. Гриша пытался сколотить футбольную команду, но желающих было маловато, да и те все время путались в правилах. Так что благое начинание загнулось на корню, и спортивная жизнь Гриши закончилась: в баскетбол Грингольц не играл, его ста шестидесяти сантиметров было явно недостаточно, тем более если учесть, что самый низкорослый из команды был негр Билл, которому до двух метров не хватало каких-то трех дюймов.
Обстановочка, конечно, мрачноватая. Больше всего Гришу поначалу раздражали бесконечные решетки, даже между камерами вместо положенных стен были они. Грингольц ощущал себя аквариумной рыбой, за которой день и ночь наблюдает толпа любопытных юнатов. Потом привык потихоньку, научился спать, не обращая внимания на надсадный храп соседа и бесконечную брань полоумного латиноса из соседней камеры.
А в общем, компания была неплохая. С некоторыми Гриша успел даже подружиться. Например, итальянец со звучной фамилией Тавиани неоднократно выручал Грингольца из сложных ситуаций, в которые тот попадал поначалу из-за плохой осведомленности о тюремных правилах совместного проживания. Гриша даже не подозревал, что этот смешливый толстяк — средний брат в семействе одной известной итальянской фамилии. Его младший брат, Антонио, был крупнейший нейрохирург, работавший в нью-йоркской окружной больнице, а старший — один из самых крупных и уважаемых главарей итальянской мафии. А когда узнал, сильно удивился и даже немного возгордился приятельскими отношениями с такой значительной фигурой.
7
США. 2000 год.
Когда же пришел долгожданный час освобождения, Грингольц получил на руки сто пятьдесят долларов новенькими, хрустящими бумажками, темно-серый костюм плохого качества, омерзительно пахнущий красителем, и билет на поезд до Нью-Йорка.
Охранник открыл перед Гришей тяжелую железную дверь, выпустил узника на свободу, лукаво подмигнул правым глазом и произнес многозначительное:
— До встречи.
— Да нет уж, лучше вы к нам, — ответил по-русски Грингольц и двинулся к автобусной остановке.
В поезде Гриша устроился поближе к окну, подложил рюкзак под вечно больную спину, сорванную в тюрьме бесконечным тасканием тележки, и огляделся. Рядом ехала девушка. Соседка не сказать чтобы была очень хороша собой — типичная американская студенточка — в очечках, потрепанных джинсах, растянутом свитере, с собранными в жиденький хвостик светлыми волосами. Но что-то разглядел Гриша в ее глазах, блеснувших за стеклами очков, какой-то застенчивый интерес, трогательность и беззащитность. Ему захотелось сказать что-нибудь приятное, но нужные слова никак не приходили на ум, он просто отвык, наверно, поэтому он широко улыбнулся и протянул шоколадку. Девушка приняла подарок, как-то непринужденно, сама собой завязалась беседа. Попутчица действительно оказалась студенткой, ее звали Клэр, и она ехала из колледжа навестить родителей.
— А откуда едете вы? — поинтересовалась она.
Гриша замялся, он соображал, что же ответить, но девушка так искренне смотрела на него, что врать совсем расхотелось, и, уставясь в пол, Грингольц выпалил:
— Из тюрьмы.
— Ну да! — засмеялась Клэр. Она не поверила.
— Ну да, — подтвердил Гриша.
— Как же так? — слегка отпрянула Клэр.
— А вот так, — буркнул Гриша, посчитав, что разговор на этом завершится.
Некоторое время молодые люди ехали молча, уставясь в окно и наблюдая индустриальный пейзаж, проносящийся мимо. Спустя какое-то время Клэр пододвинулась ближе и, виновато глядя Грише в глаза, произнесла:
— Не сердитесь, просто это немного… неожиданно прозвучало. У меня вовсе нет никаких предубеждений. Я уверена, что вы не совершили ничего ужасного, ведь правда? — В голосе девушки звучала надежда.
— Правда, — вздохнул Грингольц. — Засолил свою бабушку в бочке, а так — все в порядке.
Клэр, чтобы не завопить, зажала себе рот руками и вскочила.
— Да вы что? — испугался Гриша. — Я шучу, это у меня чувство юмора такое, ущербное немного, ну простите.
