Быков строго сказал Антону, что синица в руках всегда лучше, чем журавль в небе. Он ведь сильно блефовал, когда ломал Шаркелова в камере. Депутат был все-таки почти недосягаем. Более того, Шаркелов выторговал себе сына под свою ответственность. И к Кирюше меру пресечения «содержание под стражей» не применили. Потом, как случайно узнал остывший к этому делу Антон, у Кирюши вдруг обнаружилось какое-то серьезное заболевание, ему срочно понадобилось лечение.
Даша стояла на перроне вокзала, держа в руках большой букет кленовых листьев. Листья были разного цвета: от золотисто-желтого до почти пурпурного. Даша стояла, прижимая их к лицу и казалось, что ее лицо подсвечивается снизу яркими разноцветными фонарями. Родителей Антон так и не увидел. Они деликатно сидели в вагоне и ждали, пока дочь попрощается.
– Какая осень в этом году, – сказала Даша, глядя под ноги.
– Да… – ответил Антон, глядя туда же, – разнообразная.
– Ах, я же не об этом! Ну какой ты все-таки прагматик. Я про то, что в этом году была настоящая «болдинская» осень. Наверное, поэты натворили этой осенью много нового.
– Наверное! – согласился Антон и грустно улыбнулся. – Натворили прилично.
– Какой ты все же… – Даша не закончила фразы, поняв, что не об этом сейчас нужно говорить. – Представляешь, с каждый часом, с каждым днем между нами будет расстояние все увеличиваться и увеличиваться. Тысячи километров будут нас разделять.
– Да, далеко, – не нашелся что ответить Антон.
Он мог бы сказать, что их с самого начала разделяло огромное расстояние, что все это время он пытался его сократить, стать ближе. Но Даша ничего не видела и не слышала. Для нее важнее всего была ее миссия по спасению гения. И хоть гений оказался подонком, расстояние осталось прежним.
Чтобы сократить расстояние, нужно пройти путь навстречу друг другу. А когда дороги лежат в разных плоскостях, в разных реальностях, тогда как? Можно вечно идти друг другу навстречу и не приблизиться ни на шаг.
Поезд дернулся и пополз вдоль перрона. Даша еще стояла за спиной проводницы, и листья все еще полыхали под ее подбородком, освещая яркими красками лицо. Наверное, она ждала какого-то чуда, которое вот-вот произойдет в последний миг. Но чуда не произошло. Она видела лицо Антона, потом оно ушло назад и пропало…
Антон постоял еще немного на опустевшем перроне. Он подумал, что Даша, наверное, сейчас войдет в вагон и бросит охапку листьев в мусорное ведро в тамбуре. Это будет правильно, потому что осень – она для поэтов. Они умеют видеть эти краски, ощущать дурманящий запах увядания и преломлять это в себе, трансформируя в чарующие строки. Антон наморщил лоб, но так и не вспомнил ни одной поэтической строки, относящейся к осени. Что-то крутилось в голове:
Ах ты осень, багряная осень,
Почему я люблю тебя так!
Только откуда это? И стихи ли это вообще. Может так, наваждение какое-то, преломление реального мира в… Телефон зазвонил настойчиво, как он обычно звонит, когда Антона разыскивает Быков.
– Да, Алексей Алексеевич, слушаю.
– Так. – Быков как обычно забыл поздороваться. – Отпускник, ты не заотдыхался у меня? Давай-ка, времени тебе час на сборы. Есть срочное задание!
