– И никто из ваших соседей не видел убийцу?
– Никто не вышел посмотреть, – вмешался сын генерала. У него
был немного хриплый голос, очевидно, он простудился во время вчерашней
церемонии похорон. – Все думали, что это идет кто-то из соседей, потому даже не
посмотрели, когда убегал убийца. Только сосед внизу случайно увидел, как
неизвестный мужчина в темном костюме пробегал по двору. Но он не видел его
лица.
– Когда вы вошли в комнату, пистолет лежал на полу? –
спросил Дронго у дочери генерала.
– Да, на полу. – Этери успела разлить чай и теперь сидела за
столом, подперев голову рукой. – Он еще дымился. А потом я увидела отца…
Извините меня… – Она достала платок и вытерла слезы.
Тамара нахмурилась и предостерегающе покачала головой,
словно предупреждая Дронго, что пора заканчивать допрос, но тот подождал
немного и задал абсолютно неожиданный вопрос вдове генерала:
– Скажите, пожалуйста, когда ваш супруг уехал учиться в
Москву, вы тоже поехали вместе с ним?
Вдова снова растерянно посмотрела на сына и дочь. Сын, не
выдержав, вмешался в очередной раз:
– Какое это имеет отношение к убийству моего отца? Или вы
думаете, что мои родители плохо жили и у него была любовница?
– Нет, конечно. Но у меня свой метод расследования,
несколько отличающийся от остальных. Именно поэтому я извинился в начале беседы
за мои, возможно, бестактные вопросы. Иногда они кажутся достаточно странными.
– Ничего, я отвечу, – сказала вдова. – Да, мы были вместе. И
вообще мы всегда ездили вместе. И отдыхали вместе. Только когда он поехал на
учебу в Москву, мы взяли с собой Этери, а сына оставили у моей сестры. Ему
нужно было заканчивать школу.
– Как вы себя чувствовали в Москве? – поинтересовался
Дронго.
– Хорошо, – улыбнулась вдова, – нам дали большую комнату в
семейном общежитии. Там были все условия. А потом мы снимали двухкомнатную
квартиру. У нас было много друзей, и к нам очень хорошо относились. Нас тогда
не называли «лицами кавказской национальности», – не удержалась она от
колкости, очевидно, посчитав, что говорящий по-русски Дронго разделяет часть
вины за подобные настроения.
– Между прочим, я тоже «лицо кавказской национальности», –
пробормотал Дронго. – Именно поэтому и спросил. Ваш муж не чувствовал себя
ущемленным, обиженным?
– Разве такое могло быть в Советском Союзе? Тогда все люди
были равны, – убежденно пояснила вдова. – Нас очень хорошо принимали в Москве.
И там у нас осталось много друзей, знакомых. Мы иногда звоним друг другу, но с
годами стали меньше общаться.
– Есть кто-то из близких друзей, с кем генерал общался в
последнее время?
– Только Алексей Кудрявцев. Они к нам приезжали. И мы два
раза у них были, – вспомнила вдова.
– Кудрявцев, – повторил Дронго. – Кем он работает в Москве,
вы знаете?
Сын предостерегающе кашлянул, но мать уже ответила:
– Я знаю, где он работает. В милиции, где и всегда работал.
Он тоже генерал, но работает в Министерстве внутренних дел. Начальником
управления.
Тамара подумала, что в вопросах Дронго есть логика. И еще
вспомнила, что такие вопросы почему-то не интересовали следователей. Они
занимались тем, что осматривали лестницу и балкон, но даже не вспомнили об
учебе убитого генерала в Москве.
«А ведь это так элементарно! – решила Тамара. – Так, может,
этим они и отличаются? Обычный следователь привычно ищет отпечатки пальцев и
следы на лестнице, а эксперта международного класса интересуют связи погибшего
в руководстве Министерства внутренних дел России…»
– У вас есть его телефон? – продолжал между тем свою линию
Дронго.
Сын, не выдержав, вмешался:
– При чем тут друзья моего отца? У него было много хороших
друзей. И все они порядочные люди. Неужели вы думаете, что мой отец открыл
балкон кому-то из своих друзей, который его убил? Зачем вы задаете такие
вопросы?
– А вы мне мешаете, – спокойно остановил его Дронго. – Я не
думаю, что кто-то из друзей вашего отца зашел к нему с балкона, чтобы
выстрелить в него. Но уже зная немного его характер и составив некоторое
впечатление о нем по вашим ответам, я могу утверждать, что ваш отец не пустил
бы к себе незнакомого человека с черного хода. И уж тем более не дал бы ему
свой пистолет, чтобы тот в него выстрелил. Я думаю, вы должны меня понять.
Сын не посмел возразить, а его мать поднялась и вышла, чтобы
принести номер телефона генерала Кудрявцева.
– Скажите, Этери, – обратился Дронго к дочери генерала, –
перед тем как войти в кабинет, вы слышали шум борьбы или крики? Может,
какой-нибудь спор?
– Сначала не слышала. Но потом мне показалось, будто в
кабинете говорят очень громко. Я еще удивилась, ведь никто не входил к нам
через дверь. Пошла по коридору к отцу, чтобы посмотреть, и тут услышала
выстрел. Когда вбежала в кабинет, увидела лежащий на полу пистолет и спину
убегавшего убийцы. Потом посмотрела на отца. И поняла, что его убили. Я
закричала. Прибежала мама… потом все было как во сне.
– Дверь в кабинет была открыта или закрыта? – уточнил
Дронго.
– Закрыта, – ответила Этери.
– Как ваш отец чувствовал себя в тот день? Вам не
показалось, что у него было плохое настроение? Или, наоборот, хорошее?
– Нормальное, – чуть подумав, ответила дочь.
Вернувшаяся хозяйка протянула Дронго номер телефона генерала
Кудрявцева и опять села на свое место.
– Спасибо, – поблагодарил ее Дронго и спросил: – А вы не
обратили внимания на настроение вашего мужа в тот день? Каким он был? Уставшим,
разочарованным, спокойным, взвинченным, опустошенным? Какое слово больше
подходит?
– Он вообще вернулся из этой командировки в плохом
настроении, – сказала вдова, игнорируя косые взгляды сына. – Но я думала, что
это временно. В последние годы он часто приезжал из своих командировок
раздраженным и уставшим, но в тот день был каким-то тихим. Это более всего
подходящее слово.
– У него было оружие?
– Да, именной пистолет.
– Его застрелили из него?
– Да, – вздохнула она. – Из его пистолета.
– Выстрел был сделан в висок. Может, ваш муж сам
застрелился?
– Нет! – убежденно воскликнула женщина. – Стрелял убийца. Я
в этом уверена.
Дронго заметил выражение лица Тамары. После вчерашней гибели
полковника Джибладзе она не сомневалась, что против них действуют определенные
силы и конкретные люди.
– В начале девяностых ваш муж уходил из милиции, – напомнил
Дронго, – кажется, он перешел на преподавательскую работу в университет?
