– Как вы считаете, генерал Гургенидзе мог сам застрелиться?
– Нет. Он был сильным человеком и в такие глупые игры не
играл. Дурной пример заразителен. После того как застрелился наш секретарь
Совета безопасности, все последующие убийства будут считать самоубийствами. Но
Гургенидзе был не такой. Это был настоящий генерал. Я очень жалею, что все так
получилось. И надеюсь, что мы хотя бы узнаем, кто был заказчиком этого
убийства. Хотя в нашей стране в последние годы ничего нельзя узнать. – Он
посмотрел на часы, очевидно, давая понять, что пора кончать разговор.
Но Дронго подумал, что не имеет права уйти, не спросив о
самом важном.
– Я хочу задать вам один сугубо личный вопрос, – произнес он
и заметил, как недовольно дернулся Джибладзе, как предостерегающе покачала
головой Тамара. Она не советовала ему задавать этот самый вопрос, который
заинтересовал его во время похорон. Даже помощник и тот напрягся, словно ожидая
очередного подвоха от этого неприятного гостя.
– Какой личный вопрос? – недовольным голосом спросил
Аситашвили.
– Почему вы не приехали на похороны генерала Гургенидзе? Мне
ваше отсутствие показалось неестественным. Там был президент и весь Кабинет
министров, включая министра обороны. А вы не приехали. Я могу узнать, почему?
Аситашвили открыл рот, заглотнул воздуха и попытался что-то
сказать, но вместо этого опять вздохнул и побагровел еще больше. Испуганный
помощник быстро налил в стакан минеральной воды, протянул его генералу. Но
Аситашвили ударил по стакану, и тот отлетел в сторону.
– Значит, так… – Он старался, но не мог ничего выговорить.
Помощник испуганно смотрел на своего патрона. Аситашвили
несколько раз кашлянул. Затем, глядя на Джибладзе, вполне нормальным голосом
спросил по-грузински:
– Это вы ему сказали, что я не захотел прийти на похороны?
– Вы очень плохого мнения о работе нашей полиции, –
побледнел Джибладзе. – Он сам обратил внимание на ваше отсутствие.
– Сам обратил, – выдохнул генерал. И посмотрел на Тамару: –
Или в вашем ведомстве «обратили внимание» на мое неправильное поведение?
– Господин генерал, не нужно обвинять других в собственном
просчете. Ваше отсутствие было заметно, – Тамара смотрела на него, явно ожидая
очередного взрыва возмущения.
Но генерал промолчал, лишь отмахнулся от помощника,
протянувшего ему второй стакан воды.
– Они меня подставляют, – неожиданно обратился он к Дронго.
И при этом в его глазах была такая боль и такая усталость, что тот ему поверил.
– Они знали, что мое отсутствие все заметят, – продолжал генерал, – и
специально назначили совещание именно на этот час. Наши разногласия с
Гургенидзе не были ни для кого секретом. Наш министр решил, что будет
правильно, если он поедет на похороны, а я останусь в министерстве. Приехали
западные эксперты, и отложить совещание было невозможно. Даже перенести. Мы и
так не знаем, что будет с нашим договором. Очень может быть, что его исполнение
сорвется из-за убийства Гургенидзе. – Аситашвили устало вздохнул. Потом
приказал своему помощнику выйти.
Тот собрал свои документы и быстро покинул кабинет. Генерал
дождался, когда за ним закроется дверь, и тогда сказал:
– Это не простое убийство. Здесь идет крупная игра. Кто-то
хочет сыграть на смерти Гургенидзе. До вашего вопроса я думал, что убийцы
хотели дестабилизировать ситуацию и не допустить высадки американских
инструкторов. А теперь знаю, что они хотят добиться большего. – Он не стал
ничего уточнять, а все трое молчали. – Лучше уезжайте отсюда, – неожиданно
предложил хозяин кабинета Дронго. – Вы все равно ничего не сможете узнать, а в
той грязной игре, которая началась после смерти Гургенидзе, мы все становимся
обычными пешками.
Дронго понял, что нужно уходить, и поднялся первым. За ним
Джибладзе и Тамара.
– Извините меня, – пробормотал Дронго, – кажется, я заставил
вас понервничать.
– Мы нервничаем все последние двенадцать лет нашей
независимости, – отмахнулся генерал. Он даже не стал подниматься со стула,
чтобы проводить гостей.
Когда они спускались вниз по лестнице, Тамара обменялась с
полковником Джибладзе несколькими фразами на грузинском. Затем обратилась к
Дронго:
– Мы так и предполагали. Министр обороны намеренно не пустил
Аситашвили на похороны. Он считает, что генерал и так слишком часто мелькает на
страницах наших газет.
– Вы, кажется, сказали, что мы «душим в объятиях» наших
конкурентов, – напомнил Джибладзе. – Вот это как раз тот самый случай. Министр
поехал на похороны, а проводить совещание оставил Аситашвили. О разногласиях в
нашей делегации при поездке в США знала вся Грузия. И все, конечно, заметили
отсутствие генерала Аситашвили на похоронах. Все было сделано очень грамотно.
Они сдали пропуска и вышли из здания Министерства обороны.
Позднее вспоминая эти мгновения, Дронго нередко задумывался, что же помогло ему
избежать смерти? Неужели внутренний голос предупреждал об опасности?
Они вышли из здания, когда уже стемнело.
– Дом Мераба отсюда в десяти минутах ходьбы, – сказала
Тамара, – если хотите, мы можем пойти пешком.
– Обязательно пойдем, – кивнул Дронго, – я думаю, нам нужно
еще где-нибудь пообедать. Если разрешите мне вас пригласить…
– Поедемте со мной, – мрачно предложил Джибладзе. – Сейчас
небезопасно ходить по улицам города. Особенно в вечернее время.
Может, Дронго хотелось пройтись с Тамарой? Или все-таки
сработало шестое чувство?
– Мы пойдем пешком, – решительно отказался он. – Завтра у
меня трудный день, полезно перед этим подышать свежим воздухом. Нужно будет
переговорить со многими людьми. Я хочу понять, как убийца мог появиться на
балконе и почему Гургенидзе пустил его к себе.
– Если бы мы знали ответ на эти вопросы! – Джибладзе махнул
рукой. – Удачи вам! Надеюсь, завтра будет более успешный день. – И он пошел к
своим «Жигулям». Тамара сделала шаг к Дронго и вдруг вспомнила, что оставила
свой портфель в салоне автомобиля, побежала за полковником. Он открыл дверцу
машины и передал ей портфель. После этого обошел «Жигули» и уселся на место
водителя. Тамара отошла от машины на пять шагов. Джибладзе поднял руку и
помахал Дронго на прощание. Тамара сделала еще несколько шагов. Джибладзе,
улыбаясь, повернул ключ. Тамара сделала последний шаг.
От сильного взрыва машину даже приподняло в воздух. Было
полное впечатление, что все это происходит на киноэкране. Дронго много раз
видел подобные кадры. Иногда, правда, и в жизни, но никогда так близко и зримо.
Тамара обернулась.
– Ложись! – крикнул Дронго.
Она упала на асфальт. Упала в ту самую секунду, когда над
ней просвистел какой-то предмет. И только затем Дронго услышал взрыв, словно
это была замедленная съемка. Небольшая машина, подброшенная на месте взрывной
волной, вспыхнула и загорелась. Дронго упал на асфальт лишь после того, как
горячей волной его едва не сбило с ног. И тут же пополз к Тамаре. Машина
полковника горела, когда он подполз к женщине, лежащей от нее всего в
нескольких шагах, осторожно дотронулся до ее волос. Глаза Тамары были закрыты.
