Министры торопливо проходили через человеческий коридор к
отведенному для них месту, справа от которого находились супруга и дети
покойного. Супруге, полной рыхлой женщине с крупными чертами лица, было, на
взгляд Дронго, лет сорок пять. Она была в темном платье и черном платке. Рядом
стояла похожая на нее и уже тоже склоняющаяся к полноте молодая женщина. По ее
красным глазам было видно, что она тяжело переживает гибель отца, происшедшую
почти у нее на глазах. Ее брат – высокий красивый мужчина со светло-коричневыми
волосами, неуловимо похожий и на мать, и на покойного отца, – старался
мужественно держаться, отвечая на соболезнования всех прибывших. Но особое
внимание Дронго привлек другой мужчина – среднего роста, лет тридцати,
лысоватый, с нервным, подвижным лицом, одетый в черный костюм с крупной светлой
полоской. Уж очень внимательно он смотрел на всех, кто подходил к ним, чтобы
выразить сочувствие. А когда появилась машина министра иностранных дел, этот
мужчина оставил семью покойного и поспешил навстречу высокому гостю. Бывший
зять, понял Дронго, и, словно услышав его мысли, Тамара прошептала:
– Это Константин Гозалишвили, зять покойного, назначен
советником нашего посла в Лондоне. Должен скоро улететь в Англию. Уже два года
в разводе с дочерью генерала, но приехал сюда как близкий родственник.
– Судя по его поведению, пытается получить дивиденды даже на
похоронах бывшего тестя, – иронично заметил Дронго.
– Да уж, – согласилась Тамара. – Хорошо, что ты взял с собой
кепку, а то твоя колоритная внешность привлекла бы внимание. Между прочим,
раньше ты не носил головных уборов.
– Раньше у меня было больше волос на голове, – недовольно
прошептал Дронго, – и мне было не так холодно. А сейчас достаточно подняться
небольшому ветру, как у меня начинает болеть голова. Может, это старость?
– В твои-то годы? – удивилась она. – Что же ты скажешь лет
через тридцать?
– Столько не проживу – у меня вредная профессия, – проворчал
Дронго. – Это нормально, когда ночью меня достают твои друзья, заставляют
лететь в Хельсинки, оттуда с пересадками к вам, и только для того, чтобы найти
очередного подонка? Неудивительно, что мне бывает нехорошо, часто снятся
кошмары, я плохо сплю, плохо питаюсь, не обращаю внимания на красивых женщин.
Кто это подошел к семье покойного?
– Министр внутренних дел, – пояснила Тамара. – А почему ты
считаешь, что перестал обращать внимание на красивых женщин? Есть симптомы?
– Еще два раза так скажешь, и я стану импотентом. К счастью,
никаких физических изменений нет. Но я же не затащил тебя в постель, когда ты
поднялась ко мне в спальню.
– Только поэтому, – усмехнулась она. Тамара стояла у него за
спиной, и он не мог видеть ее лица. Но насмешку в голосе уловил.
– А тебе не кажется, что нужно было бы спросить и мое
мнение? – продолжила она. – Или ты считаешь, что я готова броситься к тебе, как
только ты меня позовешь?
– Убежден. А это кто приехал? Какой-то посол. У него такое
озабоченное выражение лица…
– Российский посол. Он, между прочим, одним из первых
выразил соболезнование.
– Я думал, американский. Хотя они, наверное, одинаково
сильно переживают случившееся. А насчет женщин, должен признаться, я все-таки
немного изменился. Стал циником. Разве это не заметно?
Мимо них прошел Нодар. Он поздоровался с полковником
Джибладзе, кивнул Тамаре и Дронго и пошел к семье погибшего.
Чуть в стороне от нее все время находился еще один мужчина.
Проходившие мимо кивали ему, словно выражая соболезнование. У него были темные,
узкие щегольские усики, красивое породистое лицо, печальные глаза. С некоторыми
из подходивших он здоровался как близкий знакомый.
– Кто это? – заинтересовался Дронго, чуть повернув голову,
чтобы Тамара увидела, на кого он смотрит.
– Виталий Чхиквадзе, помощник генерала, – пояснила она. –
Говорят, они были очень близки, дружили уже много лет. За его спиной стоит его
жена. Она родственница супруги Гургенидзе.
– Виталий – один из лучших наших сотрудников, – вмешался в
их разговор, услышав последние слова Тамары, полковник Джибладзе, – у него два
ранения. Такие люди – гордость нашей полиции. Представляю, как он переживает,
ведь они были не только родственниками, но и друзьями. Генерал Гургенидзе очень
ему доверял.
В этот момент в толпе началось легкое движение. Стоявшие в
оцеплении сотрудники полиции начали оттеснять людей с проезжей части. Появились
высокие мужчины в штатском. Прибыло еще несколько машин с полицейскими. И
наконец, минут через пять подъехал кортеж президента республики.
Все замерли. В толпе прекратились разговоры. Президент вышел
из автомобиля. Он заметно постарел за последние годы, видимо, сказалось
напряженное десятилетие, когда ценой неимоверных усилий ему удавалось
удерживать в республике стабильность, не давая общей ситуации сползти в хаос,
столкновениям перерасти в новую гражданскую войну. Он был в мятом темном
костюме, с невыспавшимися красными от постоянного напряжения глазами. Проходя в
сопровождении телохранителей и сотрудников службы безопасности сквозь толпу
людей, Шеварднадзе по привычке здоровался с каждым, и почти все почтительно
приветствовали его. Президент подошел к семье погибшего и, взяв за руку жену
генерала, сказал ей несколько ободряющих фраз.
Находившийся рядом бывший зять даже выпрямился от сознания
собственного величия. Ему очень хотелось, чтобы президент выразил
соболезнование и ему. Но тот пожал руку сыну, сказал несколько слов дочери и
уже повернулся, чтобы отойти от семьи генерала. Тогда зять, протиснувшись
вперед, сам подал руку президенту. Удивленный президент посмотрел на незнакомца
и пожал ему руку, пробормотав слова соболезнования.
– Это зять генерала, – пояснил ему помощник, – он назначен
советником нашего посла в Англии.
– Очень хорошо, – кивнул президент, вероятно, подумав, что
хоть таким способом отблагодарил семью генерала за его безупречную службу, –
поезжайте в Лондон всей семьей. Для нас очень важно иметь хороших дипломатов в
такой стране, как Англия.
– Безусловно, господин президент, – ответил зять, не
уточняя, что давно развелся со своей супругой.
Президент повернулся и пошел обратно к автомобилю. Все снова
заволновались, словно ждали именно его, и в этом театральном действии был
сыгран решающий акт.
– Мне нужно поговорить с этим дипломатом, – показал на зятя
погибшего Дронго.
– Только завтра, – напомнила Тамара, – сегодня к ним ездить
нельзя. Люди нас не поймут.
Наступил момент захоронения, и толпа начала напирать. Дронго
с трудом выдерживал этот напор. Он взял за руку Тамару.
– Давай отсюда выбираться, – предложил он.
Она кивнула в знак согласия. Вместе с Джибладзе они с трудом
пробились сквозь толпу, напиравшую все сильнее.
