— Пять ювелиров и я, — посчитал Дронго, — это шесть. А кто
остальные четверо?
Бернардо с некоторым удивлением взглянул на него.
— Вы быстро считаете, — заметил он. — Кроме вас приглашены
еще двое журналистов — Эрендира Вигон из Мадрида и Фил Геддес из Лондона. Будет
также друг сеньора Карраско — Антонио Виллари, — при этих словах Бернардо чуть
нахмурился, — и еще одна женщина. Сеньора Ирина Петкова. Она приглашена
сегодня, как и вы. Больше никого. Только десять человек.
— А вы и сеньора Очоа?
— Я не приглашенный, — подчеркнул Бернардо, — и сеньора Очоа
тоже. Мы работаем, сеньор Дронго. Кажется, так вы представились?
— Не обижайтесь, — добродушно заметил Дронго, — мне просто
интересно, кто будет на вечернем приеме. Я ведь здесь никого не знаю.
Получается, что там соберется тринадцать человек — десять приглашенных и вы
трое, вместе с сеньором Карраско.
— Ну и что? — не понял Бернардо.
— Число дьявола, — напомнил Дронго, — неприятная цифра.
Он отошел от Бернардо — в зале появилась его знакомая, Ирина
Петкова. Она была в костюме цвета слоновой кости. Элегантность «Эскады»
чувствовалась в каждом сантиметре ткани. Дронго приблизился к молодой женщине.
— Сегодня вы выглядите еще лучше, чем вчера, — восхищенно
сказал он, — я где-то читал, что подлинно элегантных женщин отличает умение
избегать чрезмерности. А истинная привилегия красивых женщин состоит в том, что
им вообще нет нужды пользоваться этим искусством.
— Спасибо, — улыбнулась она, — вы тоже неплохо смотритесь на
фоне этих мрачных ювелиров и болтливых журналистов. Вы знаете, там у дверей
ждет своего часа сама Эрендира Вигон, которую называют «мусоросборщиком» за ее
неуставные поиски компромата на всех известных людей.
— Не знал, — усмехнулся Дронго и оглянулся на стоявшую у
входа вместе с Геддесом скандальную журналистку.
— Вы будете сегодня на приеме? — вновь обратился Дронго к
своей собеседнице.
— Да, но как вы узнали? — удивилась она, настороженно
взглянув на Дронго.
— Никакого секрета нет, — пояснил он, — только что Бернардо
сообщил мне, кто именно останется на малый прием. После того как уйдут все
журналисты, фотографы и остальные гости. Он сказал, что вас пригласили сегодня,
как и меня.
При этих словах Ирина Петкова еще раз внимательно посмотрела
на своего собеседника.
— Интересно, чем вы заслужили такую милость? — произнесла
она негромко. — Вы ведь приехали вчера вместе со мной? Или вы были раньше
знакомы с сеньором Карраско?
— Я могу задать вам тот же вопрос, — парировал он, — вы
сказали нам, что только слышали об известном ювелире и не знаете его лично.
— А я его и не знала.
— Тогда почему он пригласил вас вместе с ювелирами?
Петкова закусила нижнюю губу. Потом неожиданно сказала:
— У меня были хорошие рекомендации от наших общих друзей. И
он решил, что этого достаточно.
— Странно, — задумчиво произнес Дронго, — мне он показался
гораздо более прагматичным.
— Не знаю, — пожала она плечами, — но это правда, как и то,
что я не была с ним прежде знакома. А каким образом вы получили приглашение на
вечерний прием в узком кругу?
— Я помог сеньору Карраско сегодня утром, — пояснил Дронго.
— Он разговаривал у фонтана со своим другом и в чем-то укорял его. Внезапно тот
разрыдался, и сеньор Карраско, достав носовой платок, принялся его успокаивать.
В этот момент папарацци, находившийся недалеко от меня, начал их
фотографировать. Естественно, это меня возмутило. И когда фотограф попытался
скрыться, я подставил ему ногу. Он упал, но затем, поднявшись, набросился на
меня. Сотрудники охраны успели схватить его и засветить пленку. Ну а сеньор
Карраско успел все увидеть. Он подошел ко мне, поблагодарил и сообщил, что
пришлет приглашение.
— Действительно, как просто! Наверняка сеньор Карраско
разговаривал с Антонио Виллари? Я права?
— Верно. И ему не хотелось, чтобы его снимки вместе с
Антонио стали новой газетной сенсацией.
— Вы хороший ученик, — удовлетворенно отметила Петкова, —
вспомнили рассказ Галиндо и решили, что нужно помешать фотографу.
— Наверное, — согласился Дронго, — такая мысль, возможно,
мелькнула в моем подсознании.
— А что еще мелькнуло в вашем подсознании? —
поинтересовалась она.
— Интересно было бы побывать на сегодняшнем приеме, —
признался Дронго, — никогда не видел так много известных ювелиров в одном
месте.
— И никогда не увидите, — пообещала она, — здесь
присутствует даже такая знаменитость, как Рочберг. Его уникальные коллекции
имеют мировую славу. Не знаю, каким образом сеньору Карраско удалось заманить
его сюда…
К ним приближалась высокая светловолосая женщина с короткой
стрижкой и голубыми глазами, одетая в бежевый брючный костюм. Она была не
просто высокого, а очень высокого роста, за метр восемьдесят, — очевидно, в
юности эта дама была баскетболисткой. Дронго уже знал, что это сеньора Нуньес,
метрдотель ресторана. Петкова направилась к ней и принялась о чем-то весело ее
расспрашивать.
Дронго в одиночестве двинулся дальше по залу. Проходя мимо
Рочберга, громко беседовавшего со своим коллегой из Нью-Йорка, он услышал:
— Мистер Ямасаки, я должен признать, что последние работы
Карраско мне очень нравятся. В них есть чувство стиля.
Его собеседник молчал. Он вообще предпочитал не
разговаривать, а слушать. Как истинный японец, попадая в многолюдное общество,
он замыкался в себе.
— Я думаю, что мы подпишем контракт на поставку новой
партии, — продолжал Рочберг, — его бриллианты могут продаваться и в наших
магазинах.
— Вы хотели подписать контракт с нашей фирмой, — не выдержал
Ямасаки.
— Мы сократим поставки из Нью-Йорка, — заявил, тяжело
вздохнув, Рочберг, — примерно на двадцать пять процентов. И заменим их
поставками из Европы.
— Но мы договаривались… — попытался возразить Ямасаки.
— Однако еще не подписали официального договора, — перебил
его Рочберг, — я вам всегда говорил, что сначала должен увидеть бриллианты
Карраско, чтобы оценить их подлинную стоимость. Некоторые камни я уже получил.
Должен сказать, что шлифовка камней безупречна. Настоящая работа. В Амстердаме
могут позавидовать искусству испанских ювелиров.
Дронго заметил, с каким интересом прислушивается к разговору
Рочберга и Ямасаки сеньор Галиндо, и отошел в сторону. С бокалами в руках возле
длинного стола беседовали Тургут Шекер и Руис Мачадо.
