— Теперь другое дело. Я готов сделать все, что смогу.
— Вы знаете этих людей? — Алексей Александрович положил на
стол несколько фотографий.
Дронго внимательно всматривался в лицо каждого.
— Некоторых знаю, — наконец ответил он, — вот это сам Гурам
Хотивари, руководитель грузинской мафии. Самый, пожалуй, опасный человек в
Москве. Это небезызвестный Рафаэль Багиров, руководитель азербайджанской мафии.
Говорят, он сумел одним ударом уничтожить всех своих конкурентов не только в
Москве, но и в Баку. Этого, кажется, видел тоже. Только на фотографии. Артур
Саркисян, глава «Континенталь-банка» и по совместительству руководитель
армянских группировок в России. Говорят, один из богатейших людей мира.
По-моему, эти же фотографии я раньше видел в Интерполе, они есть и у Владимира
Владимировича. Видимо, вы печатаете их в одной и той же типографии?
— Нет, у нас свои источники информации, — ответил Алексей
Александрович, — и своя типография. Вот это Виталий Миронов, ставший главой
крупного преступного объединения подмосковных славянских групп после смерти
Бориса Лазарева. А это сам Рябой — некоронованный король преступного мира.
Неужели вы не видели раньше этой фотографии? Правда, он не любил сниматься, но
уж слишком запоминающееся лицо.
— Я думал, он был убит в Москве, в прошлом году.
— Многие так считают. Дело в том, что произошла элементарная
путаница. В преступном мире Москвы был известен еще один Рябой, мелкая сошка,
связной, через которого заказывали киллеров для особо важных дел. По нашим
сведениям, этот второй Рябой был связан с афганскими ветеранами, среди которых
был и знаменитый однорукий киллер. Никто не мог его заподозрить, а он был одним
из самых лучших специалистов своего дела. Однажды наш второй Рябой решил
поиграть в грязные игры и сдал своего киллера его клиентам. Как вы понимаете,
его сразу вычислили и в этот же день застрелили.
[1]
— Я слышал об этом случае.
— Да, вот поэтому многие путают, убитый Рябой был всего лишь
связным, мелким исполнителем. А вот этот Рябой совсем другое дело. Он
фактически руководит огромной преступной империей, раскинувшейся от Москвы до
Нью-Йорка. Это именно он решил бросить тогда вызов кавказским группировкам и
попытался отнять у них так называемый кавказский коридор, через который
переправлялись наркотики в Турцию и Европу. Но тогда у него сорвалось. Он
встретил организованное сопротивление всех трех кланов и вынужден был
отступить. Правда, тогда его людям удалось нанести ряд ощутимых ответных ударов.
Были убиты Михо — Михаил Мосешвили и Велосипедист — Арчил Гогия, но большего
ему добиться не удалось. А противники, в свою очередь, умудрились убрать самого
Бориса Лазарева, депутата Государственной думы и фактического представителя
Рябого в Москве. Вы наверняка помните это нашумевшее дело. Лазарева застрелили
прямо в здании Государственной думы.
Дронго кивнул головой. Еще бы ему не помнить такого
преступления. Об этом писали в те дни все газеты, и не только в России.
— Таким образом на сегодняшний день сложилось примерное
равенство сил двух крупных объединений враждующих группировок — противники
договорились не враждовать друг с другом и сохранять нейтралитет, хотя, как вы
сами догадываетесь, этот нейтралитет не может длиться очень долго.
— Слушая вас, я пытаюсь представить — зачем вы мне это
говорите? — спросил Дронго. — Такими проблемами и без того занимаются Интерпол
и МВД. Вам мало своих проблем?
— Примерно на такую реакцию мы и рассчитывали, — чуть
улыбнулся Алексей Александрович, — дело в том, что вы правы. Нас действительно
мало интересуют разборки между разными группами, если бы не одно
обстоятельство. В последнее время в Америку перебралось слишком много
преступных авторитетов. Более двух десятков бывших воров в законе. И все они
получили американские визы, перед тем как покинуть нашу страну. Или почти все,
и это при том обстоятельстве, что очень много наших соотечественников не могут
получить визы даже для туристической поездки в США. Вы улавливаете мою мысль?
— Вы считаете, что здесь есть какая-то система? — понял
Дронго.
— Безусловно. Легче всего было бы объяснить подобное
продажностью американских чиновников, не замечающих слишком очевидных фактов. У
некоторых из переехавших целый набор статей Уголовного кодекса, тем не менее
они благополучно прошли собеседование в американском посольстве. Нас
заинтересовала подобная благожелательность консульских сотрудников посольства,
и неожиданно мы выяснили, что среди переехавших в Америку оказались и те, кто
решил добровольно сотрудничать с ЦРУ. Это была как бы плата за услугу.
Разумеется, нельзя было принимать только «своих». И тогда решено было разбавить
их несколькими «старичками», чтобы не подводить своих людей. Это не касается
Рябого, он как раз переехал из Австрии. Но вот среди других оказались те,
которые согласились заплатить такую цену.
— А вы давно разгадали подобную комбинацию? — внезапно
спросил Дронго.
— Полтора года назад, — ответил Алексей Александрович, — а
почему вы спрашиваете?
— И с тех пор вы не попытались использовать этот прием
против них? — Он смотрел в глаза своему собеседнику.
Тот отвел глаза. Чуть помолчал, а затем сказал:
— Будем считать, что вы меня ни о чем не спрашивали. С вами
трудно разговаривать, Дронго. Вам этого никто не говорил?
— Меня столько раз подводили и подставляли, что поневоле
приходится быть таким. А вы разве об этом ничего не слышали?
Алексей Александрович явно смутился. Он понимал, о чем
говорил Дронго, и ему было не совсем приятно говорить на эту тему. Но он
все-таки ответил:
— Я не хотел бы свалить все на прежний аппарат КГБ. Тем
более что я работал еще тогда, когда наше ведомство так называлось. Во всяком
случае, вы как профессионал должны понимать, что иногда какие-то интересы
требовали нетрадиционного решения поставленной задачи.
— Красиво, — быстро произнес Дронго, — и главное, очень
убедительно. После этих слов я должен встать, откланяться и уйти.
— Что-то мешает? — перешел в наступление Алексей
Александрович.
— Какое-то дурацкое чувство солидарности. Ведь заранее знаю,
что всей правды вы мне все равно не скажете. Что в удобный момент с
удовольствием подставите. Что я даже не гражданин вашей страны. Но какое-то
дурацкое чувство ответственности и, если угодно, долга, неизвестно перед кем и
почему, мешает мне уйти отсюда. Раньше я хоть представлял, что у меня есть
Родина. Сейчас есть кусочки, поделенные между бывшими партийными функционерами.
— И все-таки вы останетесь?
— И все-таки остаюсь.
Почти минуту они молчали. Первым не выдержал его собеседник.
