И снова запел, заиграл джаз, и парни сделали музыку погромче, но теперь уже Ставинский не слушал этот приемник. Он сидел оглушенный. Вирджиния в тюрьме! И она не выдала его, Ставинского!…
5
До Ялты Ставинский не доехал. На следующее утро он сошел с поезда в Краснодаре, столице Кубани. Здесь было тепло, плюс восемь по Цельсию, и теплое осеннее солнце заливало пустынную привокзальную площадь.
В вокзальном туалете Ставинский побрился электрической бритвой «Нева», переоделся в рубашку и костюм, который «подарила» ему камера хранения Ярославского вокзала в Москве, а уже ненужную ему телогрейку сунул поглубже в мусорный ящик. Сдав чемодан в камеру хранения, он вышел на привокзальную площадь. Тихий и по-южному сонный город лежал перед ним. В ожидании пригородного поезда дремали на скамейке колхозницы в ситцевых платочках, придерживая в ногах мешки с купленным в городе хлебом. У закрытого пивного ларька мужик торговал жареными семечками.
Ставинский сел в троллейбус и поехал в центр. Он был в Краснодаре лет десять назад и смутно помнил, что где-то в центре есть большой универмаг с радиоотделом. Впрочем, такие универмаги есть в каждом городе. По дороге к центру троллейбус заполнялся пассажирами, в основном женщинами, и первое, что бросилось в глаза, – их высокие прически. У всех женщин были пышные, крашенные в пепельно-желтый цвет букли, похожие на еврейские халы. Даже водительница троллейбуса – пышногрудая кубанская казачка – сидела в своей кабине с такой вот золотисто-рыжей халой на голове. Кажется, это называется «перманент», вспомнил Ставинский. Когда кондукторша объявила «Проспект Ленина», Ставинский увидел на противоположной стороне улицы трехэтажное здание местного универмага и вышел из троллейбуса. Посреди проспекта, разделяя лево- и правостороннее движение, тянулась широкая аллея с высокими кубанскими тополями и яркими осенними цветами на клумбах. На скамейках сидели бабушки с детскими колясками и студенты с книгами. Через каждые сто метров стояли огромные щиты с портретами Брежнева и призывами: «Дадим стране кубанский миллион тонн риса!», «Пятилетку – в четыре года!», «Вперед, к победе коммунизма!» и т.п.
В универмаге на первом этаже стояла длинная шумная очередь за эмалированными кастрюлями. Но на втором этаже, в отделе радиотоваров, было пусто. На полках громоздились цветные телевизоры «Рубин» и «Темп» и тяжелые приемники «Рига-10».
– А «Спидолы» нет? – спросил Ставинский у сонной продавщицы.
– Еще чего! – сказала она.
«Спидола» – небольшой компактный транзисторный радиоприемник – всегда была дефицитом, ничего не изменилось за шесть лет, подумал Ставинский.
– А «Рига-10» с короткими волнами?
– С короткими… Будете брать?
– Буду.
– В кассу 144 рубля.
Держа за ручку пятикилограммовый радиоприемник, Ставинский вышел из универмага. Через тридцать минут троллейбус вывез его на окраину города, к парку культуры и отдыха. В парке аллеи были засыпаны осенней листвой, эти листья хрустели под ногами. На скамейках сидели застывшие влюбленные парочки. Чуть ли не у каждой такой парочки был магнитофон или радиоприемник, настроенный на зарубежную музыку. Носить с собой радиоприемник стало у советской молодежи такой же модой, как у черных на 42-й в Нью-Йорке, усмехнулся про себя Ставинский. Из-за незнания английского языка многие даже радиорекламу джинсов и гамбургеров принимали за современную джазовую музыку. Ставинский шел в глубину парка мимо этих целующихся пар, как от одной радиостанции к другой. В глубине парка перед ним открылась серо-сонная тихая река Кубань. Ставинский выбрал себе скамейку на открытом пустынном месте. Если кто-то приблизится к нему, он успеет переменить волну своего приемника, а пока… Он включил «Ригу-10» и стал искать «Голос Америки», Би-би-си, «Немецкую волну» и «Свободу». Эти зарубежные радиостанции, работающие на русском, украинском и других языках специально для слушателей в Советском Союзе, обычно передают куда больше новостей, связанных с СССР, чем другие западные станции. Через полчаса Ставинский был в курсе всех последних событий в мире: Лех Валенса призвал профсоюзы свободного мира поддержать «Солидарность» и усилить продовольственную помощь бастующей Польше, в Англии вышла из печати книга бывшего заместителя директора британской военно-морской разведки Джона Мура, в которой он пишет, что Советский Союз располагает сейчас крупнейшим в мире подводным флотом и самым большим флотом кораблей-миноукладчиков, Брежнев собирается с визитом в Бонн, правительство Западной Германии заявило, что подписание контракта о доставке в Германию советского газа укрепит экономические связи Германии и Советского Союза, Центральный Комитет Польской Коммунистической партии собирается на следующей неделе обсудить решительные меры по прекращению хаоса в стране и развала экономики.
И – наконец! –
«Сегодня в Москве состоялся суд над американской гражданкой Вирджинией Вильямс. Советские власти обвинили Вирджинию Вильямс в попытке вывезти из СССР материалы «самиздата» и участии в вооруженном сопротивлении сотрудникам КГБ при проверке их багажа в Шереметьевском аэропорту. Как уже сообщалось, во время этого инцидента были убиты один офицер КГБ и муж Вирджинии Вильямс, американский зубной врач Роберт Вильямс. Во время встречи с представителем американского посольства в Москве госпожа Вильямс сообщила ему, что она беременна. Несмотря на это, американскому адвокату было отказано в праве защищать американскую гражданку, суд проходил при закрытых дверях, иностранных корреспондентов на заседание суда не допустили.
По сообщению американского посольства в Москве, суд приговорил госпожу Вирджинию Вильямс к трем годам заключения. Западные советологи расценивают этот процесс, как предупреждение иностранным туристам, многие из которых, приезжая в Советский Союз, пытаются войти в контакт с еврейскими активистами и диссидентами.
Мерано. На турнире в Мерано Виктор Корчной сдал восемнадцатую партию Анатолию Карпову, и, таким образом, Анатолий Карпов сохранил свой титул чемпиона мира…»
Ставинский выключил приемник. Вирджиния беременна! Его жена и его ребенок – в тюрьме, в советской тюрьме! Он знал, что это значит! Это значит, что, как только она родит, ребенка отнимут и отправят в детдом. Нет! Только не это! Только не это!!! Конечно, американское посольство будет, наверно, просить кремлевские власти отпустить беременную женщину досрочно, но плевали в Кремле на эти просьбы, они прекрасно знают, что из-за какой-то голливудской статистки Белый дом не будет поднимать шум. В лучшем случае, какая-нибудь западная феминистская организация пошлет Брежневу слезную или грозную петицию. И тем все кончится. Картер даже американских заложников не сумел вытащить из Тегерана, пока Хомейни сам их не отдал. Да что там говорить! Одним из самых больших потрясений Ставинского в Америке было открытие, которое он сделал чуть ли не в первую же неделю своей жизни в США. Оказалось, что американцы боятся Советов. Америка, та самая Америка – пугало для каждого советского ребенка, неотвратимым нападением которой оправдывают в России милитаризацию и военные расходы, догнать которую мечтали все советские руководители от Сталина до Хрущева и Брежнева, – эта самая великая и богатая Америка панически боится русских. Так можно ли ждать, что они будут ссориться с русскими из-за какой-то Вирджинии, даже если она беременна! Нет, горько подумал Ставинский, «спасение утопающих – дело рук самих утопающих».
