Но только этой заминкой в речи и выдал себя хозяин кабинета. А бесстрастное выражение его лица не изменилось. Он потрогал стакан с чаем и сказал Вирджинии по-английски все тем же ровным, барским, чуть глухим баритоном:
– Ваш чай еще не остыл. Садитесь и пейте. И ешьте бутерброды. КГБ вовсе не такая страшная организация, как о нас пишут на Западе. Мы просто делаем свою работу, мы защищаем интересы страны. Садитесь.
И то ли потому, что были в его тоне спокойная властность и уверенность в том, что она подчинится, то ли потому, что после освежающего душа голод стал острым до головокружения, но Вирджиния молча присела на край стула у его стола и принялась за бутерброды и чай. А они молчали. Они смотрели, как она ест, и хотя Вирджиния изо всех сил убеждала себя есть не спеша, но голод и свежий воздух кружили голову, и, чтобы остановить это головокружение, она ела быстрей и суетливей, чем следовало по ее разумению. И при этом непроизвольно, стесняясь этой унизительной поспешности, бросала на мужчин короткие взгляды. Хозяин кабинета нажал кнопку селектора и сказал в микрофон по-русски:
– Еще бутерброды и чай.
И не успела Вирджиния допить свой стакан чаю, как в кабинет вошел все тот же майор-секретарь с новыми бутербродами и чаем. Но теперь, успокоив первый приступ голода, Вирджиния взяла себя в руки. Превозмогая соблазн, она отодвинула от себя вторую тарелку с бутербродами и лишь отпила горячий чай из второго стакана.
– Спасибо! – сказала она. – Я требую свидания с представителем американского посольства.
Он усмехнулся, а полковник и генерал открыто расхохотались – так не вязался уютный, как у домашней кошки, вид этой женщины с ее так называемым «требованием».
– Хорошо, – сказал хозяин кабинета. – Я приму ваше требование к сведению. А теперь скажите, почему ваш муж убил нашего офицера? Ведь он только хотел задержать вас на пару часов, чтобы выяснить кой-какие подробности.
Вирджиния посмотрела ему в глаза. Этот вопрос десятки раз уже задавали ей на допросах полковник Орлов и другие следователи. Она не отвечала им, она на все вопросы твердила одно: «Я требую свидания с представителями американского посольства». Но, лежа по ночам в одиночной камере на жестком соломенном матраце, она понимала, что каким-то образом нужно объяснить им эту экстравагантную выходку Юрышева-«Вильямса», пока они сами не начали искать разгадку. Разве не спросит ее о том же и представитель американского посольства? Прислушиваясь по ночам к своему телу, она одновременно перебирала в памяти все события этих дней в Москве и нашла зацепку. Теперь, глядя в глаза этому сытому, самоуверенному человеку в хорошем французском костюме и чувствуя на себе его спокойный оценивающий мужской взгляд, она сказала:
– Роберт был очень неуравновешенный. Мы не написали в анкете, что он воевал во Вьетнаме и был там контужен – мы боялись, что нам не дадут въездную визу в Россию. А когда мы приехали сюда, Роберт сразу увидел, что за нами следит этот ваш майор…
Генерал и полковник взглянули на нее удивленно, но лицо хозяина кабинета продолжало оставаться бесстрастным, и только небольшие белые пятна – признаки гнева – выступили на скулах. Вирджиния понимала, что блефует и играет с огнем, но разве может опровергнуть ее покойный майор Незначный? И разве не он подсылал к ним эту сексуальную красотку, и компанию с цыганами на день рождения Роберта, и водопроводчика, и, наконец, он ехал в Ленинград в соседнем с ними купе…
– Ну да! – сказала она. – Он следил за нами в гостинице и даже поехал с нами в Ленинград, мы же видели его в поезде! И Роберта это ужасно нервировало. К тому же он был болен, у него все время была высокая температура, и ему все казалось, что сейчас нас арестуют за что-нибудь. Например, за то, что он воевал во Вьетнаме против коммунистов. Потому что иначе зачем за нами следить? Роберт даже из гостиницы боялся выходить. Только в Ленинграде мы решили немножко погулять. Но когда там на улице к нам пристали какие-то хулиганы, Роберт сразу сказал мне, что это провокация и что, если нас арестуют, он живым в руки не дастся. И поэтому в аэропорту…
Хозяин кабинета нажал кнопку вызова секретаря и сказал возникшему в двери майору, кивнув на Вирджинию:
– Уведите…
– Следуйте за мной! – приказал ей по-английски майор.
Вирджиния встала, растерянно посмотрела на хозяина кабинета:
– Я получу свидание с представителем американского посольства?
– Вы получите как минимум три года тюрьмы за участие в убийстве советского офицера. Идите и… можете взять с собой в камеру эти бутерброды.
Вирджинию словно стегнули плеткой по лицу – он сказал это таким тоном, будто бросил нищенке презрительную милостыню.
– Послушайте, вы! – сказала она. – Если бы я могла выблевать вам на стол все, что я сейчас тут съела, я бы сделала это с большим удовольствием…
Майор-секретарь испуганно ухватил ее за локоть и потащил из кабинета, но она успела еще презрительно обернуться перед дверью и бросить:
– Ты корчишь из себя джентльмена? Плебей!
Майор вытолкнул ее из кабинета в приемную, где ее ждал тюремный конвой.
А там, в кабинете, за закрывшейся тяжелой дверью, обитой тисненой кожей, хозяин кабинета, побелев от гнева, негромко пристукивал открытой ладонью по столу и говорил полковнику Орлову:
– У вас что? Полные идиоты работают в отделе? Какой-то вшивый врач из Вашингтона в первый же день обнаружил слежку…
Голос по селектору прервал его:
– Разрешите обратиться, товарищ генерал…
– Кто это? – гневно спросил в микрофон хозяин кабинета.
– Брусько, начальник отдела секретной документации.
– Чего тебе?
– При осмотре сейфа покойного майора Незначного я обнаружил странную карту Америки и Канады, товарищ генерал. По-моему, на этой карте Незначный отмечал всех туристов, с которыми он работал последние годы…
Хозяин кабинета молча выдохнул воздух и печально покачал головой. Господи, с какими кретинами ему приходится работать!
– Зачем он отмечал их на карте? – устало спросил он в микрофон.
– Черт его знает, товарищ генерал. Может, хотел продать эту карту американцам. Разрешите заняться им подробней?
– Н-да… – вяло проговорил он. – Займитесь…
3
Через два часа в устланном вытертыми коврами кабинете начальника Лубянской тюрьмы полковник Орлов ознакомил представителя американского посольства Ларри Кугеля с обвинительными материалами по делу американской гражданки Вирджинии Вильямс. В серой папке с ботиночными шнурочками были фотографии встречи супругов Вильямс с ленинградскими «диссидентами» на Невском проспекте, «чистосердечные признания» самих этих «диссидентов» о том, какие материалы они передали при этой встрече Вильямсам и, наконец, фотографии пальто Роберта Вильямса и шубы Вирджинии – отпоротая подкладка и извлеченные из-под этой подкладки «антисоветские материалы». Читая эти материалы и разглядывая фотографии, Ларри Кугель понимал, что вина Вильямсов очевидна. И теперь нужно это дело как-то замять, спустить на тормозах и апеллировать к гуманности советских властей, чтобы пожалели женщину. В конце концов, всю вину можно свалить на Роберта Вильямса – он все равно погиб…
