В момент задержания у трапа американского самолета гражданин США г-н Роберт Вильямс совершил нападение на советского пограничника, вырвал у него из рук автомат и убил из этого автомата советского гражданина сотрудника Комитета госбезопасности СССР майора Ф.Е. Незначного, а затем вмеcте со своей женой гражданкой США г-жой Вирджинией Вильямс, также оказавшей сопротивление советским должностным лицам (с нанесением им телесных увечий), пытался скрыться на борту американского самолета. В целях пресечения преступных действий вышеназванных г-д Вильямс, предпринятых с явно террористическими намерениями, а также в целях защиты жизни американских и советских пассажиров, сотрудники службы безопасности международного аэропорта Шереметьево были вынуждены применить оружие. В результате перестрелки г-н Роберт Вильямс был убит, а его жена г-жа Вирджиния Вильямс арестована. При проверке их одежды в подкладке пальто г-на Р. Вильямса и в подкладке шубы г-жи В. Вильямс были обнаружены полученные ими от антиправительственных преступников антисоветские материалы, что обнажает истинную цель приезда в СССР господ Вильямс и объясняет причину их вооруженного сопротивления при задержании.
За участие в террористическом акте и антисоветской деятельности гражданка США г-жа Вирджиния Вильямс, урожденная Вирджиния Парт, 1948 года рождения, по профессии актриса, в ближайшее время предстанет перед советским Народным судом.
В связи с вышеописанным инцидентом Правительство СССР поручило Министерству иностранных дел СССР выразить Американской Стороне твердый протест и выражает уверенность, что Американская Сторона примет все зависящие от нее меры с целью пресечения засылки в СССР под видом туристов людей, настроенных недружественно к нашей стране и Советскому Правительству.
С почтением
первый заместитель министра иностранных дел СССР
В.А. Козлов
– Ваш интерес к этому делу, – сухо сказал Малвик Куперу, – только подтверждает правоту советской стороны. Если эти Вильямсы ездили в СССР по вашему заданию, то мой вам совет: держитесь подальше от этого дела. Насколько я понимаю, на сегодняшний день в глазах русских она только взбалмошная актриса, которая взяла какие-то нелегальные документы у советских диссидентов, а ее покойный муж – идиот, вообразивший себя Джеймсом Бондом. Мы будем мягко, без нажима, просить снисхождения к женщине. Но это длительный процесс…
– Да они не брали никаких нелегальных документов! – в сердцах воскликнул Купер. – Это чистая гэбэшная провокация, им подсунули эти документы…
– Зачем КГБ подсовывать американским туристам антисоветские документы? – холодно спросил Малвик. – Впрочем, если вы настаиваете, что это провокация, CIA должно представить нам доклад об этом деле. Но тогда нет никакой гарантии, что это не попадет в газеты, и последствия могут быть печальны не только для этой вашей агентки, но и для вас лично. Я говорю вам это по дружбе, Дан, в память о наших студенческих годах в Принстоне…
Выругавшись про себя, Купер уехал из госдепартамента. Вот и посоревнуйся тут с КГБ, когда даже правительство не может хранить ничего в тайне от прессы…
2
Три лестничных пролета из подвала спецтюрьмы КГБ на Лубянке. Заснеженный двор тюрьмы, глоток свежего морозного воздуха, и уже другие, нетюремные, в красных ковровых дорожках, коридоры штаб-квартиры КГБ. Под охраной, лифтом – на третий этаж. После сырой одиночной камеры, где цементный пол, глухие, без окон, стены и матрац, который с шести утра до десяти вечера откидывается к стене и запирается на замок, а сидеть можно лишь на крохотном металлическом сиденье, выступающем из противоположной стены, – после этого каменного мешка и ежедневных многочасовых допросов, на которых Вирджиния твердила лишь одно: «Я американская гражданка, я требую свидания с представителями американского посольства», после отвратительной еды, если можно назвать едой ту жидкую гороховую или овсяную баланду и кусок черного клейкого хлеба с чаем, которые она получала от надзирателей сквозь «кормушку» – небольшое, прорубленное в металлической двери окошко, – после всего этого четырехдневного ада она оказалась вдруг в роскошном теплом кабинете с мягкой кожаной мебелью, широкими светлыми окнами, выходящими на многолюдную площадь с величественным памятником основателю КГБ Дзержинскому. Стены этого кабинета были сплошь в стеллажах с книгами, и приметливый взгляд Вирджинии сразу выхватил целый ряд английских названий на переплетах: «Красный террор», «КГБ», «Горький-парк», «Лолита», «Аэропорт», «Колеса», «Акты любви»… Над книжными стеллажами висели портреты Ленина и Брежнева, а на журнальном столике и на письменном столе хозяина кабинета лежали американские и английские газеты и журналы – «Санди таймс», «Вашингтон таймс», «Ньюсуик», «Плейбой», «Уолл-стрит джорнэл»…
За письменным столом сидел хозяин кабинета, похожий на Марлона Брандо в «Крестном отце», – с тем только отличием, что залысина на его голове была куда больше, чем у Брандо, и глаза были скрыты за очками. Он держал в руках папку – дело Вирджинии Вильямс – и был углублен в чтение. Кроме него в кабинете был генерал Цвигун – полнолицый, лет шестидесяти, с красными прожилками в глазах, плотный, или даже точнее – толстый мужчина, еще один, лет пятидесяти, статный брюнет, которого Вирджиния уже видела на допросах, – полковник Орлов, и двое молодых, лет по тридцать пять, журналистов с открытыми на коленях блокнотами. Все они, кроме хозяина кабинета, с откровенным любопытством рассматривали Вирджинию, и она впервые за эти дни взглянула на себя как бы со стороны – измятое на тюремном матраце платье, порванный на колене чулок, лицо без косметики, распущенные и нерасчесанные волосы (шпильки и расческу, как и вообще все остальные вещи, забрали в первый же день, как только привезли в тюрьму), а самое главное – в свежем воздухе этого кабинета, куда сквозь открытые в окнах форточки доносились шумы улицы, она вдруг остро ощутила запах своего немытого тела. Четыре дня без душа! Только два раза в день, при оправке, ей разрешали умыть в тюремном сортире лицо ледяной, из водопроводного крана водой. И теперь, взглянув на себя со стороны, она вспомнила бродяг, живущих в нью-йоркском сабвее, – сейчас она похожа на них и пахнет так же.
Между тем хозяин кабинета, не поднимая головы от папки с документами, ленивым жестом отпустил конвой и своего секретаря, которые привели Вирджинию в его кабинет, а затем сказал Вирджинии по-английски:
– Садитесь.
И кивнул на кресло перед своим письменным столом.
– Я требую свидания с представителями американского посольства, – сказала Вирджиния, не двигаясь с места.
Он поднял на нее глаза. Это были глаза спокойного, усталого, уверенного в себе человека.
– Требуйте… – ответил он не спеша. У него был глуховатый голос, прокуренный баритон, – Но требовать можно и сидя… Вы хотите есть? – И, не дожидаясь ее ответа, чуть повернул голову к селектору и нажал кнопку. – Чай и бутерброды, – распорядился он по-русски. И снова перешел на английский: – Вы курите? – Он говорил на старательно правильном английском, с явно британским акцентом.
– Нет, я не курю…
