– Мариша, – сказал я. – Ты моя последняя надежда. Не могу дозвониться Ельцину. Он мне сам дал свой телефон и обещал интервью. Но я звоню вторые сутки – телефон молчит, как могила.
– Ельцина я тебе дать не могу, но могу дать Бочарова, – с ходу сказала Марина таким тоном, словно распределяла дефицит в сотой секции ГУМа.
– А кто такой Бочаров?
– Как?! Ты не знаешь?! – и она так изумленно округлила свои вишневые глазки, что я застеснялся своего невежества. – Ах, да, ты же приезжий! – тут же простила меня Марина, уже набирая номер телефона. – Бочаров сегодня большой человек! Директор крупнейшего треста, экономист, автор закона об аренде и правая рука Ельцины, – и в трубку: – Михаил Александрович? Это Князева из «Литгазеты». Тут у нас в гостях американский писатель Вадим Плоткин. Он из International Press Association и хочет взять интервью у вас и у Ельцина. Спасибо, завтра утром он будет. Пока, – и, положив трубку, сказала мне: – Завтра в 8.00 в гостинице «Москва», его номер 612. Запиши, чтобы ты не забыл. Бочаров Михаил Александрович. Может, там будет и Ельцин, но этого он не гарантирует. Кто еще тебе нужен? Я усмехнулся:
– Спасибо, Мариша, ты волшебница! Но ту, кто мне нужен больше всех, ты, к сожалению, не знаешь. Ты когда-нибудь была в издательстве «Комета»?
– Нет, конечно! Это же ВЦСПС, профсоюзное стойло! – отмахнулась она презрительно. – А что, у тебя там дама сердца? Я тебе дам машину, езжай! – Я могу и на такси. Но духа не хватает… – признался я. – Глупости! – решительно отрезала Марина и сняла трубку внутреннего телефона: – Алло, Жанна? У тебя есть «Чайка»? Нет, «рафик» мне не годится! Мне нужна черная «Чайка» для представительства. Нет, ненадолго – только до издательства «Комета» и там подождать пятнадцать минут. Жанночка, клянусь, это очень важно! Да! Спасибо, дорогая! Я выписываю заявку…
Она положила трубку, быстро написала что-то на маленьком бланке-заявке и протянула мне:
– Бегом вниз, к диспетчеру. Получишь черную «Чайку». И советую тебе везти твою любовь только в ресторан Хаммеровского центра.
– Фея! – сказал я и поцеловал ее в щеку, – Можно еще один вопрос?
– Ну…
– Зачем тебе секретарша, если ты все делаешь сама?
38
Мне понадобилось проехать половину Садового кольца, чтобы понять всю пошлость того, что сейчас случится. После десяти с лишним лет разлуки приехать к любимой женщине в черном правительственном лимузине! Мудак! Когда-то, лет пятнадцать назад, киностудия «Мосфильм» сделала фильм о Королеве, создателе советской космонавтики. При этом авторы стыдливо «опустили» тот факт, что при Сталине Королев сидел в тюрьме, но зато роскошно показали, как он после десятилетней разлуки с женой приезжает к ней точно в такой же правительственной «Чайке» и по дороге прямо из машины разговариваете министрами по радиотелефону. Это был финал и апофеоз фильма, но от такого апофеоза хотелось блевать.
Не доезжая улицы Горького, я постучал шоферу и попросил остановиться. Он прижался к тротуару, я вышел и дальше пошел пешком. В 16.20 я был у «Кометы», а точнее – у того же киоска «Соки-Воды», где я пил воду ровно одиннадцать лет назад. Но теперь этот киоск был не то кооперативным, не то частным – тут продавали не воду, а только соки и кофе. И волнуясь точно так, как одиннадцать лет назад – нет! даже больше! – я перед тем, как открыть дверь издательства, отстоял пару минут в очереди к киоску и выпил стакан своего любимого сока шиповника. Черт возьми, подумал я, наконец-то я нашел что-то, чего нет в Америке, – сок шиповника!
Конечно, продавщица дала мне этот сок в том же граненом стакане, из которого до меня пили сотни прохожих. Но, как сказала мне наша гидша Оля, «Вадим, вы же наш человек!»…
Вернув продавщице стакан, я подошел к «Комете», набрал полные легкие воздуха и толкнул дверь. За дверью не оказалось никакого вахтера, а слева от его бывшего места не было дерматиновой двери. Теперь там начинался коридор, и почему-то он показался мне значительно короче, чем тогда, в 1978 году. И нигде не гремели пишмашинки, не звенели телефоны. Тихо. Я миновал несколько кабинетов, помня, что Анин кабинет – вон тот, в самом конце. Но на двери того кабинета была табличка «СЕРЕГИНА И.И.», а за дверью сидела пышная брюнетка лет тридцати и красила себе ногти. – Вам кого? – спросила она.
– Муравину Анну Павловну. – Кого? Кого? – Анну Павловну. Муравйну. – У нас таких нет. – Да? – я растерялся. – Это «Комета»? – Конечно, – она подула на крашеные ногти правой руки. – А вы тут давно?
– Работаю? Три года… – И вдруг крикнула на весь коридор: – Женя-а-а!
– А-а? – отозвалось из другого конца. – Ты у себя? – Да!
– Идите к Усольцевой, – сказала мне брюнета. – По коридору пятая дверь справа. Она тут старше всех. Bы из Америки или из Канады?
– Из Америки, – сказал я, вспомнив, что на лацкане моего пиджака все еще болтается бирка INTERNATIOTAL PRESS.
Усольцева, крашеная блондинка лет под сорок, красила не ногти, а ресницы, поплевывая в почти пустую коробочку с польской тушью и глядя в карманное зеркальце. «Перестройка в действии», – подумал я про эту напряженную творческую работу всего коллектива издательства, но вдруг сказал совершенно иное.
– Здравствуйте! – сказал я тем развязным тоном московского киношника, который в России всегда выручал меня в трудных ситуациях. – Подождите! Не надо мучиться! Меня как раз послали к вам из небесной базы косметики и парфюмерии! Прошу вас! – и я вытащил из своей заплечной сумки очередную трехдолларовую коробочку косметики.
– Так! Интересно! – улыбнулась Усольцева, – Садитесь! Чем могу быть полезна?
– В семьдесят восьмом году здесь работала Анна Павловна Муравина. Помогите найти, пожалуйста!
– Муравина? Анна Павловна? – Усольцева покачала головой. – Нет, не знаю. Вы уверены, что она здесь работала?
– Да. Вот в том кабинете. И тогда же здесь работал ее муж, он был тут директором, его звали Матвей. А фамилии я не знаю.
– Я здесь пять лет, но никакого Матвея и никакой Анны у нас нет и не было, – Усольцева сняла телефонную трубку, набрала номер на круглом диске. -Алло? Вика? Это Женя Усольцева из «Кометы». Ты не можешь посмотреть – у нас в семьдесят восьмом работала Муравина Анна Павловна? Что? А ты сама-то с какого там года? С восемьдесят четвертого? Черт! А у тебя есть кто-нибудь, кто до тебя работал? А директор по имени Матвей тут был? Ну, извини. Пока, – она положила трубку и огорченно развела руками: – Это наш отдел кадров в ВЦСПС. Они держат архив только пять лет, а потом сжигают. У кого бы еще спросить? – и вдруг постучала кулаком в стенку за своим креслом: – Мила! Поди сюда! Мила-а!
– Иду! – донеслось из-за стенки, и спустя несколько секунд в двери возникла высокая шатенка с животом десятого месяца беременности. – Чиво? – сказала она, жуя пирог с капустой и держа под мышкой какой-то пакет.
– Ты кого-нибудь знаешь, кто тут в семьдесят восьмом работал? – спросила у нее Усольцева. – Не-а. А чего? – сказала беременная. – Да вот человек ищет Муравину Анну Павловну. Вроде она тут работала.
