– Я на Фрунзенскую набережную! – слышим мы молодой женский голос, и Светлов невольно восклицает, как рыбак, подсекший клюнувшую рыбу: «Есть! Молодец, Федотов!».
Там, в машине, не слышны наши комментарии, но здесь слышно все, что происходит в такси капитана Федотова.
– Гражданочка, ну уже ж занято! Занято! – отваживает «Федотыч» какую-то попутчицу с предложением: «Так мне ж тоже в Черемушки!» – В Черемушки ей тоже! Вот народ! У меня обед, я те говорю, у меня уже час как борщ стынет, а они прутся. Куды на Фрунзенскую набережную, в какие дома, дочка?
– Фрунзенская сорок восемь, «красные дома» знаете? – слышим мы голос Лены Смагиной.
– А как же, милая, двадцать пять лет за рулем, «красные дома» как не знать? Там одно начальство живет, министры бывшие, я тудысь один раз Булганина вез. Старичок теперь, совсем старый. Чай, жив еще? Не встречала?
Это был метод Федотова – ленивое балагурство и исподволь прощупывание – знает ли Лена жильцов этого дома или едет туда в первый раз. Одновременно, этим разговором Федотов отвлекает внимание пассажирки от своей тихой езды – ему нужно дать время группе наблюдения опередить его и поставить возле названного Леной дома топтунов.
– Нет, – слышим мы ответ Лены на вопрос о Булганине. – Не встречала.
– Помер, поди. А может – нет. Все ж таки некролог дали бы в «Правде». Как-никак премьер был нашенский. Я за всеми некрологами слежу…
– Побыстрей можно? – просит Лена.
– А чего ж? Можно и побыстрей. Только ГАИ не любит быстрой езды. Они как говорят? Тише едешь, дальше будешь…
В этот момент в эфире появляется голос второй группы:
– Товарищ подполковник, объект «племянник» остановил машину возле пивного бара «Жигули», уложил в сумку ящик с ампулами и прошел в пивной бар к заведующему. Жду указаний.
– Сколько у тебя человек в группе? – спрашивает Светлов.
– Восемнадцать.
– Сейчас «племянник» будет раздавать наркотики по всем явкам. Никого не арестовывать до моего сигнала. Только наблюдать, ясно? И засекайте, с кем он общается.
– А когда вы с ним будете обедать, товарищ подполковник?
– Не раньше, чем через час-полтора, – нервно сказал Светлов. – У меня сейчас Акеев на подходе.
– Товарищ подполковник, а если «племянник» захочет раньше покушать? И сам пойдет в ресторан, без вас, – что мне делать?
– Не знаю. Придумаешь что-нибудь, на то ты и «оперативный работник». Проколешь ему шины или… В общем, сам решишь, меня не колышет. Все, мне некогда, до связи!
В зал шагнул Пшеничный, позвал меня:
– Игорь Иосифович, прибыла Айна Силиня с родителями и подполковником Барон из Риги.
Как ни хотелось остаться в зале, пришлось спуститься вниз, к прибывшим. Подполковник Барон оказался высоким сорокалетним детиной. Он послушал, как я утихомирил родителей Айны Силиня, и укатил «навестить друзей и подруг» – для того, я думаю, и сопровождал в Москву семейство Силиня. Дежурная машина увезла родителей в гостиницу «Минск», а Айна осталась. Она оказалась спокойной, немножко флегматичной тонконогой девчонкой с большими зелено-голубыми глазами. Лично мне кажется, что за глазами такого, столь сокрушительного для многих мужчин цвета чаще всего скрываются зияющие пустоты абсолютного бездумья, просто эдакий вакуум, но натуры поэтические, увлекающиеся, вроде Белкина или Сашки Рыбакова, конечно же, склонны нафантазировать тут черт-те что. Отпустив родителей Айны и подполковника Барона, мы с Пшеничным провели Айну в кабинет, поступивший на сегодня в распоряжение нашей группы, и предъявили ей для опознания серию фототаблиц – листы с наклеенными на картон тремя фотографиями похожих друг на друга типажей, среди которых были фотографии Акеева, Долго-Сабурова, Гридасова. Акеева она опознала сразу и твердо, или, как у нас принято говорить – «категорически», а в Гридасове и Долго-Сабурове не была уверена.
Тем не менее даже это опознание подтвердило, что все наши со Светловым казалось бы судорожные движения, вся лихорадка этих дней не напрасны, что мы вот-вот возьмем след этого пропавшего Белкина, и уж во всяком случае сидим сейчас, что говорится, на хвосте у тех, кто его похитил.
Я повернулся к Айне Силиня, спросил:
– Айна, вы видели в Баку Радия Свердлова, корреспондента «Комсомольской правды»?
– Да, – сказала она. – Он живет на бульваре. Мы у него спали одну ночь, перед самым отъездом. А что?
– Валентин, пожалуйста, внесите это в протокол допроса, – сказал я и ушел наверх, к Светлову. Там, в третьем зале Дежурной части, события разворачивались со стремительной быстротой – хоть вызывай киношников с «Мосфильма».
14 часов 50 минут
Лена Смагина ехала прямо к Вите. Она устала. Это какой-то идиотизм – таскаться весь день по Москве в ожидании ареста, видеть в каждом встречном-поперечном сыщика и шпика, а на самом деле никакого ареста нет. В ГУМе она опять поревела с сортире, потом выпила кофе с бутербродом в кафе на втором этаже, потом два часа постояла в очереди за французским нижним бельем и – успокоилась. Этот идиот массажист Новиков просто наврал ей про слежку. Если они следят за ней, чтобы найти Виктора, то давно бы прекратили эту торговлю импортом, для милиции это раз плюнуть, они не стали бы ждать, пока она купит себе французские трусики. Внимательно изучив очередь, в которой она стояла, Лена, считая себя крупным экспертом милицейских типажей, не нашла тут ни одного человека, похожего на знакомых ей по Котласу чинов из охраны лагеря. Во всяком случае, если за ней и следили, то либо какой-то хахаль хотел пристать, либо какой-нибудь дебил, вроде этого майора-одессита, от которого она давно оторвалась в ГУМе или еще раньше. Как бы то ни было, Лена вышла из ГУМа на стоянку такси и села в первую попавшуюся машину. Она собиралась заехать на Черемушкинский рынок, купить Вите виноград (он просил привезти ему виноград в ее следующий визит послезавтра), но когда подвернулось такси в сторону Фрунзенской, Лена махнула рукой – до винограда ли сейчас! В машине она сразу же расслабилась, даже в сон потянуло…
Секретно Начальнику 2 отделения 3 отдела МУРа подполковнику милиции тов. Светлову М.А.
РАПОРТ (Продолжение)
…Опередив такси капитана Федорова, три наших спецмашины прибыли по названному Смагиной адресу: Фрунзенская набережная, 48. В доме оказалось четыре подъезда, поэтому возле них спешно распределились четверо оперсотрудников. Объект Смагина, рассчитавшись возле дома с водителем капитаном Федоровым крупной купюрой – 10 рублей – и не взяв сдачи, проследовала к подъезду номер 2, где переодетая пенсионеркой майор Кузьмичева прогуливала лично ей принадлежащего тибетского терьера по кличке «Гарри Трумен». Войдя вместе с объектом в лифт подъезда № 2, майор Кузьмичева установила, что Смагина вышла из лифта на седьмом этаже и позвонила в квартиру № 22. Никто не открывал ей в течение девяти минут, и только когда она стала стучать в дверь кулаками и просить: «Витя, открой, это я!» и ее действия стали вызывать беспокойство соседей, дверь квартиры № 22 открылась и мужская рука втащила Смагину в квартиру.
