– Валите отсюда куда-нибудь, только не на горку. Меня сегодня не видали вообще, понятно? Все! – он нырнул в машину, сказал водителю: – Арменикенд, Дворец Сталина. Хотя Дворец культуры имени Сталина в армянском районе Баку – Арменикенде – уже давно переименовали в Дворец Культуры имени Гагарина, никто в городе не называл дворец по-новому. Там, за Дворцом, в скверике тоже была «горка» – владения Арифа Мосола.
И когда машина тронулась, он взял Лину за руку, сказал:
– Ничего. Все будет хорошо. Смотри – это наш Малаканский сквер, а это центр города – Парапет, а это – музей Низами…
Машина катила по центральным улицам вверх, в Нагорную часть Баку, и на взлобье идущей круто вверх улицы Ленина Лина оглянулась и ахнула: огромная чаша зелено-синего моря лежала внизу, а вокруг нее, в обхват спускался к воде город – террасами зеленых плоскокрыших улиц, глыбами современных белых домов, скверами, парками. В море белели паруса яхт-клуба…
– Как красиво! – сказала Лина. – А мне говорили, тут море грязное от нефти, а оно, смотри, – зеленое!
Машина тормознула возле ДК им. Сталина, Сашка снова оставил Лину в такси, перешел через улицу и вошел в сквер. Мосол и его компания были тут, на месте. Они сидели на скамье, отвалившись к спинке, – Ловили кайф после укола. Когда Сашка подошел, Мосол чуть приоткрыл один глаз, потом лениво – второй. Они никогда не были врагами, но и друзьями тоже. У каждого был свой участок, каждый соблюдал правила и не лез в чужой огород. Конечно, эти арменикендские ребята не могли любить их, городских, из центра, но открытой вражды не было, не выдавалось случая, что ли?
Поэтому Мосол посмотрел на него удивленно и выжидающе.
– Привет, – сказал Сашка, глядя на них на всех и чувствуя, что ноги сейчас подкосятся от зависти – ведь они все уже накачались наркотиками, накурились, укололись и испытывают то непередаваемое, воздушно-аморфное ощущение эйфории и легкости, веселья и беспечности, которое не передать никакими словами.
– Салам, – ответил Сашке Мосол.
– Дело есть, – сказал Шах.
– Говори.
Сашка посмотрел на парней, которые сидели по обе стороны от главаря – они тоже настороженно открыли гляделки, вылупились на Шаха своими тупыми и бессмысленными от наркотика зенками. Ладно, ничего не поделаешь, придется разговаривать при них, ведь не Мосол к нему пришел, а он пришел к ним в садик.
– Хорошо. Час назад на вокзале ты взял ксиву моей двоюродной сеструхи. Маманя ее не встретила, заболела, а я опоздал на десять минут. Там еще были бабки, но бабки – это твое, я не прошу, а ксиву верни или скажи, куда выкинул.
Мосол посмотрел на него долгим изучающим взглядом и в глубине его черных армянских глаз проснулась природная сметка и хитрость. Сашка просто видел по его глазам, как усилием воли Мосол отстраняет от себя кайф наркотического дурмана, выпрастывает из него свой мозг и извлекает единственный возможный для Мосола ответ:
– А если это не твоя сеструха, то что?
– Я тебе говорю – моя. Вон она сидит в такси, можешь пойти спросить.
– Ара, зачем бабу вмешивать, – усмехнулся Мосол. – Я тебя спрашиваю. Если это твоя сеструха – одно дело, а если нет – другое дело, точно? – спросил он у своих, и те заржали таким смехом, словно перед ними Райкин выступал.
Сашка стоял спокойно, ждал. Конечно, Мосол даром ничего не отдаст, во всяком случае покуражится, еще бы – сам Шах стоит перед ним и чего-то просит.
– Ладно, заткнитесь, – вдруг оборвал своих по-армянски Мосол и сказал Сашке – Ксиву и кошелек я спихнул, сам понимаешь…
– Куда? – нетерпеливо спросил Сашка.
– Ну-у-у, в кебабный раствор, знаешь?
Шах знал. Кебабный раствор – значит, в подворотню привокзальной кебабной, в мусорный ящик, только в какой, там их штук восемь, если не десять – огромный двор, может быть, сто семей выносят мусор в эти ящики.
– Знаю кебабный, – сказал Сашка. – В какой ящик?
Мосол ухмыльнулся, развел руками:
– Не помню, дарагой. Знаешь, по спешке бросил – может быть в третий или пятый… – и опять повернулся к своим. – А?
И снова эти долболомы заржали, как кони, – представили себе, как Сашка Шах будет рыться в мусорных ящиках в поисках паспорта своей сеструхи.
– Ладно, – сказал ему Сашка. – Сагол, Мосол. Спасибо, – и хотел уйти, но Мосол удержал его.
– Подожди, Шах! – Он сунул руку в карман, вытащил скомканные деньги, потом вытащил такие же скомканные бумажки из другого кармана – не спеша, демонстративно, чтобы все видели, что он вытащил все деньги, какие у него были. Разложив деньги на скамье, он расправил их, пересчитал вслух: – Двадцать, двадцать один, двадцать два рубля и вот еще сорок копеек. Дерхи, Шах.
Сашка опасался именно этого, но именно на этом и ловил его сейчас Мосол – он отдавал Сашке деньги – все, что у него осталось от денег Лины.
– Нет, я же сказал: это твои. Ты же не знал, что это моя сестра, – сопротивлялся Сашка.
– Когда не знал – взял, когда узнал – все отдаю. Все видят? – спросил у своих Мосол.
Они подтвердили. Все видят, как Мосол выгреб из кармана все до копейки и отдал Шаху, потому что Шах сказал, что это деньги его сестры.
– Держи. Если это деньги твоей сестры, сестра для меня святое. Я тебе верю. Держи.
Деваться было некуда, Сашка принял деньги, и в тот момент, когда деньги оказались у него в руке, Мосол негромко, но твердо сказал:
– Ты взял. Все видели. Но если это не твоя сестра – я на тебя буду иметь право, понял?
– Понял, Мосол, – сказал ему Сашка как можно беспечней. – Какой разговор? Понял. Сагол!
И пошел прочь, к такси. Деньги, несчастная двадцатка, жгли ему руки. Из-за этих копеек Мосол имеет теперь на него право – всегда, везде, а любое время дня и суток, в любой обстановке, при любом человеке Мосол теперь может делать с ним, что захочет – бить, резать, колоть, может даже убить, и по воровскому закону Сашка не имеет права сопротивляться. Он взял деньги, он подписал, что Лина – его сестра, и если Мосол докажет, что это треп, – он имеет на Сашку право.
Шах подошел к машине, увидел встревоженные голубые глаза – детские, как подснежники, как у куклы, – и вдруг волна нежности покрыла все его мысли. Этот кукленок верит в него, а тут какой-то Мосол – да плевать на него и на все его «права»! Сашка сел в машину, сказал водителю:
– На вокзал, в кебабный двор.
– Сначала деньги, – вдруг сказал водитель. – Уже двадцать рублей настучало, платить будешь?
– Буду, буду, держи, – и Сашка высыпал на переднее сидение все деньги, которые отдал ему Толик Хачмас. – Хватит с тебя? Поехали!
– Ты все деньги отдал? – переполошилась Лина.
– А что? – спросил он.
– Я кушать хочу…
