Когда Робин увел Винсента и закрыл дверь, Сорокин собрал фотографии и усмехнулся вслух:
– Марио Пьюзо! Ну-ну! Посмотрим…
А наверху, в офисе «Рос-Ам сэйф уэй» Винсент все не мог прийти в себя:
– Ебаный полицейский гангстер! Я знаю правила! Ты даешь им войти в твой бизнес, и тебе пиздец! Мафия мягко стелет, но только – в гробу! Il mafioso conincia in carne ma finisce in cemento.
52
Но буквально назавтра оказалось, что майор как в воду глядел.
Как раз тогда, когда Брух и Робин водили по цеху шестилетнего сына Бруха Марика, наверху, в офисе, новая секретарша Винсента, которую он взял отвечать на шквал звонков озлобленных клиентов, застыла с трубкой в руке:
– Министр обороны!
– Сам? Лично? – изумился Винсент.
Секретарша прикрыла трубку рукой:
– Нет, Вета Ганько, его первый помощник и босс.
Винсент не понял, она объяснила по-итальянски
– Она его первый помощник и она же его хозяйка. Cappicci?
Конечно, теперь Винсент понял. Именно за этот итальянский Винсент – помня реплику Александры «я еще посмотрю, какую вы себе возьмете секретаршу», – предподчел всем русским красоткам эту шестидесятилетнюю полиглотку. «Я знаю шесть языков, потому что тридцать семь лет прожила в Европе и в Штатах. Я была русской разведчицей и ни разу не провалилась, – простенько сказала она Винсенту на первом интервью. – Но теперь моя пенсия в КГБ – семьдесят долларов в месяц, на эти деньги жить нельзя. Конечно, вы можете взять себе молоденькую секретаршу с большими сиськами и сладкой попкой, но вряд ли это будет умно. Я знаю компьютер, печатаю на пяти языках и стреляю из любого оружия». Винсент взял ее на работу и не пожалел об этом: лучше нее никто не умел укрощать самых озлобленных клиентов, и даже с Амадео Джонсоном, который все чаще звонил из Лос-Анджелеса, требуя первых доходов, она разговаривала, как с равным и на эбоник, жаргоне африканоамериканцев, отчего Джонсон мгновенно таял на том конце провода. Так почему она не может поговорить с помощницей министра обороны?
– Говори с ней. Что она хочет? – сказал секретарше Винсент.
– Она хочет говорить только с вами, – ответила секретарша и, усмехнувшись, объяснила по-итальянски: – Она думает, что знает английский.
Винсент взял трубку:
– Hello.
– Mr. Ferrano?
– Yes, mam.
– I colonel Veta Ganko. I first assistant Ministra Defence. Understand?
– Yes, mam, – Винсент переложил трубку к правому уху, чтоб лучше слышать и перешел на русский: – Dobry den, madam.
– We read letter от mayor, – упрямо продолжила полковник Ганько на своем неандертальском английском. – We want know you give us one bulletproof Mercedes? Yes or no? (Мы прочли письмо от мэра. Мы хотим знать, дадите ли вы нам бронированный «мерседес»? Да или нет?)
Хотя Винсент уже был морально готов к такому повороту событий, армейская прямота этого требования его возмутила.
– То sell, you mean? – спросил он невинно и перевел себя на русский: – Prodat?
– No prodat! No! Give! Дать. Understand?
– Well, – ответил он дипломатично. – First I have to get a two tons of kivlar. Snachala dva ton kivlar, karasho?
– No! – решительно сказала полковник Ганько. – Snachala «Mercedes».
– But why? Pachemu?
– По кочану, мудак! – ответили на том конце провода на чистом русском языке и бросили трубку.
Винсент удивленно заморгал глазами:
– Hello! – и, повертев в руке трубку с гудками отбоя, сказал секретарше: – I understand 'mudack'. It's mean stupid. But what is 'po kochanu'? (Я понимаю «мудак». Но что такое «по кочану»?)
– Это не переводится ни на один из языков, которые я знаю, – ответила секретарша. – Это идиома. Но не огорчайся. Дадите вы им всем по «мерседесу» или нет – кевлар вы все равно не получите.
– Почему?
– Я провела расследование по своим каналам. Ну, старым, гэбэшным, – объяснила секретарша. – Кевлар, за который вы заплатили два месяца назад, тогда же ушел за границу.
– Что-о? – Винсент повернулся к вошедшему в офис Робину: – Робин, ты слышишь?
– Да, – продолжала секретарша. – У Болотникова отец был ломщик, карточный шулер. Ну и сын тоже не может не сжулить. Он получил ваш кевлар еще в марте. Но у вас тут ничего не было налажено, вот он и двинул его в Ирак. За сколько – не знаю, но… Подождите! Робин, задержи его!
Робин стал в двери, преградив дорогу взбешенному Винсенту, который уже ринулся к выходу.
– Out of my way! I'll kill the scum! (Пусти меня! Я убью мерзавца!)
Но Робин был выше и сильней Винсента, и вдруг…
Вдруг Винсент побелел и, закрыв глаза, схватился рукой за сердце.
– Ох… – зажато выдохнул он и замер, боясь даже дыханием пошевелить вошедшую в сердце иглу сердечного приступа.
Через минуту Робин осторожно усадил его на стул подле стены. Винсент откинул голову и сидел так с закрытыми глазами, холодный пот выступил у него на лбу. Секретарша накапала ему валериановых капель, заставила выпить и взяла за руку, проверяя пульс.
– Без паники! – сказала она. – Это сердечный приступ. Давайте положим его на пол. Разве можно с такими нервами работать на чужой территории?
– Что случилось? – вошел Брух и тут же схватился за свою «Моторолу»: – Алло!"Скорая"? Примите вызов! Пречистенка, 127, срочно! Что значит кто вызывает? Я вызываю! Моя фамилия Брух, я депутат городской Думы…
– Если он иностранец, мы его и смотреть не будем, – заявил врач «скорой помощи».
– Как это? – опешил Брух.
– А так! Они будут к нам ездить и бесплатно лечиться? – И врач повернулся к санитарам: – Пошли, ребята!
– Стой! – Брух, озверев, схватил его за ворот грязного халата. – Гребаный потрох! Ты врач или кто? Ты должен людей лечить!
– Ни хрена я никому не должен! – спокойно сказал врач. – Мне зарплату с сентября не платят. Уберите руки. Я своих без зарплаты уже пять месяцев лечу, а иностранцев не буду. Из-за них у нас вся страна развалилась.
– Ты коммунист, что ли?
– При чем тут? – сказал врач. – Я просто русский. Была страна как страна. А как стали сюда иностранцев пускать, так все и накрылось.
– Сначала они Горбачева купили, – добавил один из санитаров, – а теперь вообще всех.
– Ага, давайте устроим политический митинг над умирающим! – Брух вытащил из кармана пятидесятидолларовую купюру и протянул врачу: – Это тебе. Санитарам дам по двадцатке. Если прекратите физдеть и начнете лечить человека.
Врач посмотрел на деньги, потом на Бруха, потом опять на деньги.
