Он должен подумать. О, он придумает! Он придумает для них что-то такое, специальное, "как в Диснейленде! И, конечно, он поставит памятник мистеру Адамсу, директору приюта, который выпорол его, трехлетнего, когда он разобрал игрушечный «гудериан», подаренный приюту самим Айком Эйзенхауэром. Но выпорол не за то, что Робин разобрал эту игрушку, а за то, что он собрал ее без трех «лишних» частей! Хороший, красивый памятник он поставит мистеру Адамсу!…
Впрочем, стоп! Какого черта он размечтался, если ему нельзя, невозможно ехать в эту проклятую Россию?
Интересно, куда подевались Кларк и Гейбл, которым Винсент, приезжая на ранчо, всегда разрешает «побаловаться» по ночам? Неужели эти засранцы опять погнались за койотами в Мексику?
Миллион долларов! Нет, это нереально. И вообще деньги никогда его не прельщали. Он был бедняк по рождению и по воспитанию. Люди, имеющие большие деньги, были для него людьми из другого мира: сначала – в детстве – неизвестного ему, потом – в юности – недоступного, а в зрелости – как бы отстраненного и отчасти даже презираемого. Так любой вегетарианец презирает мясоедов, так воспитанный в религиозном пуританстве стоик отвергает и презирает соблазны клубов «гоу-гоу» и стриптиз-баров.
А этот миллион (МИЛЛИОН!) долларов – просто красивая мечта, пролетевшая, как комета в ночном небе.
Робин впервые пожалел, что не курит. Наверное, нужно выпить. Он прошел в глубину веранды, открыл бар, взял початую бутылку виски и отхлебнул прямо из горлышка. И собрался сделать еще глоток, когда услышал хруст песка под чьими-то тяжелыми шагами. Он вгляделся в темноту и не поверил своим глазам – там, с юга, из прерий широким и уверенным шагом двигался в темноте этот чертов русский «Баффало булле». На его левом плече дулом книзу болтался семизарядный карабин с оптическим прицелом ночного видения, а на правом – два крупных зайца, связанных ремешком по задним ногам. И рядом с этим русским весело, как заискивающие щенки, бежали свирепые винсентовские питбули Кларк и Гейбл.
– Hi! – сказал русский, шумно взойдя на веранду, бросил на стол зайцев и карабин и рухнул в кресло. – I tied! (Я устал!)
Еще бы! – подумал Робин. Если он не слышал выстрелов, то можно представить, как далеко уходил в прерии этот русский!
Русский протянул руку за бутылкой виски и, получив ее, тут же сделал три больших глотка прямо из горлышка.
– Good! – сказал он, утерев губы. – You have great country! Wonderful! (Отличная страна! Замечательная!) – он протянул Робину руку и продолжил по русски: – Джордж. Георгий. Меня зовут Георгий Брух. А тебя? Как тебя звать, партнер?
Изумляясь, как легко он понял этот русский вопрос, Робин своим рабочим фломастером написал на столе:
«MY NANE IS ROBIN PALSKY».
– Good! – сказал Джордж и посмотрел на часы. – Four o'clock! So it nine in London, yes? (Четыре часа. Значит, в Лондоне сейчас девять, так?)
Робин кивнул.
Брух вытащил из кармана телефон «Моторолу» и с привычной легкостью набрал какой-то длинный, пятнадцатизначный номер. Послушал и сказал в трубку:
– Алло! My name George Bruch! You recive five hundred sausand from my bank in Moskau? Yes? Senk you! – Он выключил телефон и сказал Робину: – О'кей, иди буди своего шефа – пятьсот штук уже у «Ллойда» в Лондоне! И не забудь теплые вещи – у нас еще зима в России. Зима, понимаешь? Вэри колд!
Как ни странно, Робин абсолютно не удивился тому, что этот русский так легко перебросил полмиллиона долларов из «своего» московского банка в Лондонскую адвокатскую фирму. Его больше изумило то, что он второй раз совершенно запросто понял все, что сказал ему этот Брух по-русски.
4
Амадео Джонсон долго читал ллойдовский факс насчет эскро-счета и даже разглядывал его на просвет – он любил прикинуться дебилом, что при его внешности выглядело куда натуральней, чем странное наличие острого ума в этом гориллообразном гиганте. Потом, отъехав на кресле от своего стола к свету – к стеклянной стене своего кабинета на тридцать третьем этаже небоскреба «Санта-Фе траст сэ-винг бэнк», он медленно, по слогам, стал читать «Протокол о намерениях», подписанный Винсентом Феррано, президентом «Сэйф уэй, инк.», Георгием Брухом, генеральным директором российского акционерного общества «Земстрой», и Юрием Болотниковым, председателем Московского Федерального Банка, о создании совместного предприятия «RUSAM Safe Way International, Inc.» с лицензией российского правительства на монопольную торговлю бронированными автомобилями на всей российской территории. Конечно, он уже давно сообразил, какие доходы (и перспективы для его картеля) сулит эта затея, а теперь, ведя огромным, как у Кинг-Конга, пальцем по строкам «Протокола» и беззвучно шевеля своими толстыми, как лангусты, губами, он просто прикидывал, что ему выгодней: отнять у Винсента его компанию сейчас или дать ему отсрочку уплаты долга и возможность поставить на ноги этот бизнес в России – с тем чтобы доить его все последующие годы.
– Ну да?… Странно… Неужели?… – произносил Амадео в паузах меж словами «Протокола», нагнетая страху на Винсента и забавляясь своей игрой в безграмотного негритоса. Конечно, если оставить Винсенту его компанию «Сэйф уэй», есть опасность, что Винсент за пару лет выплатит долг и выскочит из рук – на что, собственно, и рассчитывает сейчас этот олух, потея от страха в кресле у письменного стола – стола, поднятого на полметра выше обычного из-за баскетбольного роста хозяина. Эффект, производимый этим столом на посетителей, всегда забавлял Амадео – стоило им сесть за этот монолит, как они оказывались в роли детей или лилипутов, поскольку крышка стола была им по плечи.
Часы на декоративном камине тихо звякнули, показывая полдень. Амадео, как по сигналу, отвел руку в сторону, к высокой, на колесиках корзине, достал из нее баскетбольный мяч и, не глядя, швырнул его через весь кабинет в кольцо, укрепленное на противоположной стене. Пролетев сквозь кольцо, мяч попал в пластиковую трубу, скатился по ней назад в высокую корзину на колесиках и, по дороге нажав на скрытую пружину, выбросил перед Амадео откидную руку-протез с кубинской сигарой.
– Thank you, – удовлетворенно сказал протезу Амадео, вынул сигару из капсулы, плотоядно размял ее, откусил один конец щипчиками и жестом попросил у Винсента огня. – Бросаю курить, – объяснил он Винсенту связь между часами, баскетбольным мячом и сигарой, которую он получал только в случае точного попадания в кольцо.
Винсент услужливо чиркнул своей золотой зажигалкой.
Амадео скосил на нее глаза, потом легко отнял ее у бессловесного Винсента, внимательно рассмотрел красивую гравировку фирмы «Кристиан Бернард» и сунул в карман своего прекрасного, цвета сливочного мороженого, костюма. В сочетании с темно-синей рубашкой, двухсотдолларовым галстуком и бриллиантовыми запонками от «Бугалофф» этот костюм вполне годился для выступлений на шоу высокой мужской моды.
– О'кей, – сказал Джонсон, раскуривая сигару. – Скажу прямо. Я могу отнять у тебя весь твой бизнес, как эту зажигалку – легко, ты даже не пикнешь. Но кого я вместо тебя отправлю в Россию? И захотят ли русские работать с моим человеком? А, с другой стороны, где у меня гарантии, что ты и в России не проиграешь этот бизнес еще раз? Я слышал, у них там теперь тоже есть казино и рулетки. Заткнись! – предупредил он попытку Винсента вставить хоть слово. И продолжил задумчиво: – Да, риск большой… О'кей, мы сделаем так. Я дам тебе отсрочку по долгу на двенадцати процентах годовых под залог твоего дома и ранчо. Да, и дом, и ранчо со всеми авто – а как ты думал? Зато ты останешься хозяином своего бизнеса. Правда, каждый месяц будешь давать мне отчет о работе. Но если я узнаю, что ты зашел в казино – просто зашел, ничего больше! – все, покупай себе место на кладбище.
