– Тут даже пыли не было, – сказал Брух, первым спускаясь в бункер. – Мы подвели электричество, включили и – пожалуйста! А там еще вторая комната, кухня, туалет, душ. И замурованный вход.
– Думаешь, он тут жил во время войны? – спросил Сос Кор Цннь, следуя за Брухом.
– Нет. Тут вентиляционные люки с фильтрами из гусиного пуха. То есть это бомбоубежище на случай атомного удара. Я думаю, когда американцы сбросили бомбу на Хиросиму, а у Сталина еще не было атомного оружия, он тут же построил себе этот бункер. А потом Маленков или Хрущев его замуровали.
Сос Кор Цннь молча прошелся по бункеру, заглянул в ящики письменного стола и вопросительно посмотрел на Бруха.
– Нет, там ничего и не было, клянусь! – усмехнулся Брух. – Мои рабочие только пуговицы с его мундира стащили. Ну и пару «ППШ», наверное.
– Придется это снова замуровать, – сказал маршал.
– Да вы что! У меня тут туннель…
– Обойдешь! – перебил Сос Кор Цннь. – Нам только не хватает в центре Москвы сталинскую Мекку устроить! Интересно, а выпить тут у него ничего не было?
Брух молча подошел к книжному шкафу, своим ключом открыл навесной замок и распахнул дверную створку. На нижних полках шкафа, под собраниями сочинений классиков марксизма-ленинизма, редутом стояли бутылки старых грузинских вин и армянских коньяков: «Хванчкара», «Киндзмараули», «Арарат». Готовясь к длительному пребыванию в бункере, Сталин не мог, конечно, не позаботиться о спиртном. Брух взялся за бутылку любимого сталинского вина «Киндзмараули» и вопросительно посмотрел на Сос Кор Цннья. Маршал кивнул, он знал толк в этом деле. Брух открыл небольшой выдвижной ящик под нижней книжной полкой, достал пробочник и два граненых стакана. Подул в стаканы, умело открыл бутылку и разлил по стаканам густое темное вино.
– За Родину, за Сталина? – сказал он, поднимая свой стакан.
– Ну ты и сука! – возмутился маршал. – Что у вас за манера такая – все обосрать, даже такой момент!
– У кого у нас? – спросил Брух.
– У евреев! Если б ты знал, какую ты мне операцию сорвал этим думским дерьмом!
– Я??! – изумился Брух. – Коммунисты Думу засрали, а я виноват?
Но маршал смотрел на него молча и словно не слышал этих слов.
– Слушай, – сказал он вдруг, – я все думал: откуда Тан Ель узнала про твоих американцев?
– Какая танель? – не понял Брух.
– Не танель, а Тан Ель, дочка Ель Тцына, – поправил маршал, пристально глядя Бруху в глаза. – Ладно! Я все равно докопаюсь. – Маршал поднял свой стакан: – Попробуем настоящее сталинское… – но вдруг осекся и посмотрел себе под ноги. – Е-мое! Это что?
Под ногами маршала и Бруха пол увлажнился подозрительно вонючей жижей. Оба рискнули глазами по сторонам и только теперь заметили приоткрывшиеся в бетонном полу щели.
Брух еще не успел сообразить, что это такое, как, откинув полог туннеля, в бункер заглянул Машков.
– Ефимыч, атас! – крикнул он Бруху. – Тут автоматика, бля! Аварийное затопление!
Бросив стаканы и брезгливо прыгая по хлынувшей в бункер вонючей жиже, Брух и Сос Кор Цннь побежали к лестнице. Наверху Брух надел респиратор и оглянулся. Видимо, где-то в недрах старых канализационных систем открылись аварийные шлюзы затопления, и теперь этот сталинский бункер быстро заполнялся канализационным дерьмом Российской Думы с плавающими в нем резиновыми презервативами, пачками из-под «Мальборо», женскими гигиеническими тампонами, пластиковыми пакетами голландского табака и рваными полиэтиленовыми сумками с рекламой «Шанели». Вся эта масса, торжествующе булькая, медленно поглотила пирамиду автоматов «ППШ», письменный стол с «Герцеговиной Флор» и бутылкой «Киндзмараули», столик с «Ундервудом», а потом – сталинский китель на вешалке, книжный шкаф с грузинскими винами и сочинениями классиков марксизма-ленинизма и, наконец, сталинский портрет на стене.
– Поздравляю! Демократия победила, – сказал маршалу Сос Кор Цннью брутально-ядовитый Брух.
Часть третья
27
Перелет из сумрачно-холодной зимней Москвы в солнечную Калифорнию размягчает душу и вызывает прилив романтизма даже у таких закоренелых бизнесменов, как Винсент Феррано и Юрий Болотников.
– Oh, God! – говорил Винсент Болотникову, стоя на балконе пентхауса юридической фирмы «Ллойд USA, Ltd.» и с блаженством греясь под солнцем, как кот у печи. – Я не помню, когда я последний раз видел солнце. Как вы живете в вашей стране? Откуда вы можете брать жизненную энергию, если у вас месяцами нет солнца? Посмотри на это! – он показал на небоскребы лос-анджелесского даунтауна и панораму города от пляжей Санта-Моники до киностудий Голливуда и особняков Беверли-Хиллс. – Вот что могут сделать люди, когда они получают солнечную энергию каждый день! Ты можешь сравнить это с московским пейзажем? Каждый раз, когда я возвращаюсь из-за границы, я говорю себе: Винсент, ты самый счастливый сицилийский сукин сын! Ты живешь в лучшем штате лучшей в мире страны, но что ты сделал для нее?
– Грабанул дюжину банков, – усмехнулся Болотников. Он сидел в кресле, с дринком в руках и тоже грелся в живительно-теплых солнечных лучах.
– О нет! – Винсент протестующе поднял руку. – Я никогда не грабил банки. Я делал разные глупости в молодости и отсидел за них, но банки я не брал, нет. И у меня уже давно легальный бизнес, я плачу свои налоги. Но приходит время, когда ты говоришь себе: «Hell, я скоро уйду, а что я оставлю стране, которая дала мне все?» Ведь все эти парки, музеи, университеты – разве они построены на наши налоги? No way! Их подарили городу такие же сукины дети, как я, но только разбогатевшие в сотни раз больше меня. И вообще, кто построил эту страну? Отбросы Европы! Авантюристы, нищие, беженцы от закона и погромов! Разве приличный инженер или врач с клиентурой бежал сюда из Европы два века назад? И ты видишь, что мы построили всего за двести лет? Нет, если я сделаю деньги в России – я имею в виду настоящие деньги, – я тоже подарю городу какой-нибудь музей или парк. Парк имени Винсента Феррано! – мне нравится эта идея…
– Ты очень романтичен, – насмешливо сказал Болотников.
– Господа! – позвал их изнутри Амадео Джонсон.
Винсент и Болотников направились в кабинет Мэтью Ллойда, главы фирмы «Ллойд USA, Ltd.». Ллойд сидел за старинным, диккенсовским бюро с компьютером и кипами документов и папок. Несмотря на британских предков, он был типичный преуспевающим калифорнийцем – моложавый мужчина неясного возраста в промежутке между тридцатью семью и пятьюдесятью, с загаром яхтсмена на крупном лице и фигурой теннисиста. Помимо йельских и гарвардских дипломов, его кабинет был украшен фотографиями хозяина в обнимку со всеми последними президентами США от Картера до Клинтона, а также – с Кристофером, Рубином, Доулом, Гинриджем, Кеннеди, Рокфеллером и прочая и прочая, включая десяток ведущих звезд Голливуда. Судя по тому как скромно держался в этом офисе Амадео Джонсон, Ллойд был не только знаком со всеми этими магнатами американской политики, бизнеса и киноиндустрии, но и сам принадлежал к их клану.
