– Так! – сказал он, начиная ориентироваться в ситуации. – Ну, выходи, Сашка! Все ясно.
– Я не могу, я голая.
– Выходи, я кому сказал!
– Пусть они уйдут…
Машков снял с себя куртку, бросил ее через дверцу шкафа Александре и кивком головы приказал своим парням выйти в прихожую.
Набросив его куртку на плечи и запахнувшись, Александра осторожно появилась из-за двери. На ее ногах и на шее были темные синяки. Машков шагнул к ней вплотную и рывком сдернул свою куртку.
Александра, ахнув, инстинктивным движением рук закрыла грудь и пах.
Но Машков уже увидел то, что ему было нужно: все тело Александры было в синяках и кровоподтеках.
Он вернул ей свою куртку:
– Все. Закрывайся! – и крикнул своим бойцам. – Стас! Коля!
Те с любопытством заглянули в комнату.
– Ладно, не зырьтесь! – Машков достал из кармана пачку десятидолларовых купюр, отстегнул сотни три и вручил своим бойцам: – Живо в ближайший магазин, купите ей какую-нибудь одежду и обувь. Какой у тебя размер, Саш?
– Размер чего? – спросила она.
Он окинул ее цепким взглядом:
– Запоминайте: обувь – тридцать четвертый размер. Одежда – сорок четыре. Лифчик – второй. Дуйте! Хотя нет, стоп! – Машков прошел на кухню и открыл холодильник. Там было абсолютно пусто. – С-с-сука!! – процедил он и повернулся к парням: – Жратву тоже купите. Но немного – только фрукты и все.
Вернулся в комнату и приказал Александре:
– Так, садись! Когда это случилось? Только не врать!
– Ты его убьешь? Витя, не убивай его, я тебя умоляю! – Александра вдруг рухнула перед ним на колени. – Я прошу тебя, Витя!
– Это случилось позавчера, – сухо сказал ей Машков. – Он выпытал у тебя про американцев и навел на них тех отморозков, а тебя в день наезда не пустил на работу. А когда мы отняли у них фуру, он вернулся и тебя же спьяну отфиздил. И унес всю одежду, чтобы ты выйти не могла. Так?
– Витя, не убивай его, Витенька! – ползая перед ним на коленях, Александра хватала его за ноги. – Я тебя умоляю!
– Да буду я руки марать об эту тварь! Отстань! Они его, поди, уже сами пришили за такую «наводку».
– Ой! – в ужасе обмерла Александра.
Он остро взглянул на нее и снял с пояса мобильный телефон «Моторолу».
– А мы счас узнаем. Говори номер его мобильного.
Александра смотрела на него в замешательстве.
– Ну, чего? Ты хочешь знать, он жив или нет? – спросил Машков. – Если они его пришили, то сразу – такие дела не откладывают. А если он жив, я его пальцем не трону, клянусь. Ну! А то ты тут на коленях ползаешь, а он, может, покойник давно. Какой у него был номер?
– Девятьсот… шестьдесят… семь… – заторможенно, с распахнутыми от ужаса глазами произнесла Александра, все еще стоя на коленях перед Машковым. – Двадцать семь… сорок два…
Машков быстро набрал шесть цифр и стал слушать пустоту.
Александра, не подозревая обмана, тревожно всматривалась в его лицо.
Выдержав паузу, Машков захлопнул откидной микрофон телефонной трубки и пожал плечами:
– Не отвечает.
– И? Что это значит? – лихорадочно спросила Александра и выкрикнула: – Что это значит, Витя?!
– Откуда я знаю! – ответил он с досадой. – Может, они его и вправду сделали уже. А может, он где-то пьяный с бабой трахается и трубку не берет. На хрена он тебе вообще нужен, козел вшивый! – незаметным от Александры движением Машков снял со стены свадебную фотографию Александры с крупным, хотя и несколько рыхлым парнем, сунул себе за пазуху и нагнулся к Александре, поднял ее: – Знаешь что? Пойдем отсюда. В машине ребят подождем.
И крепко держа ее под локоть, властно повел из комнаты.
– Почему? Куда? – спрашивала она на ходу.
– Потому что эти отморозки могут и сюда прийти. В любую минуту. Понимаешь? Поживешь с нами на даче…
– Стой! – она вдруг уперлась руками в проем наружной двери. – Тут же дверь теперь сломана… Соседи все порастащат… Телевизор…
– Насрать на телевизор! Что тебе дороже – жизнь или «Поле чудес»?
– Но я ж босиком!
Машков задумался лишь на миг, а потом шагнул к шестьдесят первой квартире и нажал кнопку звонка. Никто не ответил, но он поднес к дверному глазку десятидолларовую купюру и громко сказал:
– Червонец за тапочки! Долларами!
И сунул конец этой десятки под дверь.
В тот же миг кто-то быстро утянул эту десятку с другой стороны двери, потом защелкали засовы, и дверь приоткрылась на ширину цепочки. За ней стоял маленький, под высоту дверного глазка, старичок с большой допотопной двустволкой на изготовку. Из-за его спины высокая старуха протягивала Машкову старые тапочки.
– Спасибо! – Машков взял тапочки и бросил их Александре: – Надевай!
Дверь шестьдесят первой тотчас закрылась, но Машков, обведя взглядом все соседние двери, громко сказал:
– Между прочим, шестьдесят третья заминирована! Кто хоть ложку там сфиздит, взорвется к еманой матери!
Но ровно через минуту, когда черный джип «Чероки» с Машковым и Александрой отчалил от подъезда и, приседая в рытвинах, выкатил по снего-грязи со двора на улицу имени Дмитрия Ульянова, на лестничных площадках шестого и пятого этажей этой хрущевки тихо открылись двери всех квартир, и осторожные старушки и старики бесстрашно, как мыши, юркнули в незакрытую дверь шестьдесят третьей квартиры. Буквально в минуту они вынесли из нее все – телевизор, кухонную посуду, три банки с вареньем, остатки муки в пакете, швейную машину, бутылку с подсолнечным маслом, подушки, навесной оконный карниз, три стула, китайский термос, флакон с шампунем, торшер и даже половичок под мусорное ведро.
21
– Когда я думаю, за кого пойти голосовать, я задаю себе такой вопрос: а за кого пойдут голосовать все жулики и бандиты России? – обращался к толпе ростовчан Го Ву Хин, знаменитый поэт, художник и депутат Думы. – За Зю Гана или за Ель Тзына? За новых коммунистов или за так называемых демократов? Попробуйте и вы ответить на этот вопрос, а я свой выбор сделал – я буду голосовать за Зю Гана!…
В Кремле сотрудники Ситуационного центра уныло смотрели на экраны телемониторов, транслирующих многотысячные коммунистические митинги по всей стране.
– Братья и сестры! Перед нами два пути, – объявлял в Архангельске известный писатель Про Ха Ной. – Один – по которому мы шли десять последних лет. На нем мы потеряли страну, все свои национальные богатства и несколько миллионов людей, убитых на родной земле или не родившихся вообще. И при этом Ель Тзын пытается нам внушить, что есть только этот путь, который он называет «реформами». Путь разорения страны, нищеты и несчастья народа. Но нет! Есть второй путь, братья и сестры! И когда мы пойдем голосовать, мы будем голосовать за второй путь, за лидера всенародного фронта Зю…
