— До Полтавы, — сказала я.
— Червонец сверху, деньги вперед…
— Пошел ты!
— Как хочешь…
Он отвалил, а я, поставив у ног чемоданчик, в отчаянии прислонилась к стене, крепко сжимая под плащом свою сумочку, в которой был кошелек с последними деньгами — 16 рублей с мелочью. Самый дешевый, в общем вагоне билет до Полтавы стоит 17 рублей 75 копеек, но если взять билет не до самой Полтавы, а только до станции Коломак, что на границе Полтавской области, то потом по полтавской территории можно проехать и бесплатно — меня там вся железнодорожная милиция знает.
Однако если до 17-го нет билетов, то куда ж мне деться? Я беспомощно огляделась. Носильщик с бляхой теперь нашептывал что-то другому пассажиру. Тот согласно кивнул своей велюровой шляпой, сунул ему в руку смятые деньги, и носильщик с независимым видом пошел из зала. Я встретилась с ним глазами. И, по-собачьи чутко уловив мое настроение, он тут же свернул ко мне:
— Ну что? Решила?
— А плащ возьмешь в уплату?
— Какой плащ-то? — спросил он деловито.
— Вот. На мне который, — заторопилась я. — Французский, новый…
Носильщик оглядел меня с головы до ног, покачал головой:
— Нет, моя баба шире тебя. Мужского ничё нету?
— Нету…
— А в парадняк пойдешь?
— Зачем? — не поняла я.
— За билет — зачем! — нагло усмехнулся он мне прямо в глаза, и только тут до меня дошло его предложение.
Я глянула на него так, что он тут же отвалил, пожав плечами. А я откинула голову к стене и закрыла глаза. Боже мой, что я натворила? Еще несколько часов назад я бы этого носильщика сгребла за шиворот и в Сибирь упекла на два года как минимум! По статье за вымогательство. А вместе с ним и тех кассиров, которые снабжают его билетами.
Впрочем, несколько часов назад я бы и не встретила этого носильщика, а явилась бы в отделение железнодорожной милиции и получила бы билет на любой поезд. Милицейская форма, погоны с тремя золотыми звездочками, красные «корочки» служебного удостоверения — я даже не замечала, как пользовалась ими в любой ситуации, как они почти повсеместно избавляли меня от стояния в очередях и встреч с повседневным бытом! А теперь всякая шпана может хватать меня за подол и предлагать «парадняк», «бутыль», «трюльник». И куда деваться, куда мне деваться, когда в Полтаве майор Тимощук объявит мне об увольнении из милиции? Как жить? Что я знаю, кроме Уголовного кодекса?..
«Отправление поезда „Москва — Черновцы“ задерживается на шестнадцать часов. Повторяю! — грохотнуло радио. — По техническим причинам отправление…»
Я больно стукнулась затылком о стену и обнаружила, что сижу на полу, прислонившись спиной к стене, и сплю. А слева, под локтем, который лежал на чемодане, — пустота. «Вот и чемодан сперли, — подумала я безразлично. — Хорошо еще, что сумочку я предусмотрительно спрятала под пальто…»
— Восемь-два! Восемь-три! Восемь-пять! — Две девочки лет четырех или пяти, громко топая, прыгали рядом со мной через скакалку на крошечном пятачке среди чемоданов и узлов и неумело считали: — Восемь-семь! Восемь-семь!..
И вдруг какое-то беспокойство, какая-то инстинктивная тревога проснулись во мне, словно кто-то опять, как давеча в кабинете Власова, ощупывает меня взглядом. Я оглядела шумную и тесную толпу вокруг. И за небритыми лицами, чемоданами и прыгающими девчонками разглядела источник этой тревоги.
Капитан Белоконь сидел на подоконнике в двадцати метрах от меня и через зал в упор рассматривал меня своими синими пронзительными глазами. «Так, меня ведут! И тут!» — подумала я и отвела глаза в сторону. А Белоконь, увидев, что я проснулась, встал с подоконника и, перешагивая через чьи-то ноги, вещмешки и спящих детей, стал пробираться ко мне.
Я не двигалась. Эти мерзавцы сначала издевались надо мной в МУРе, потом их люди следили за мной и видели, как меня избивают на Страстном бульваре, но и пальцем не пошевелили, чтобы спасти, а потом этот же Белоконь и иже с ним спровоцировали Ларису и Власова выкинуть меня из игры. А теперь они еще стырили у меня чемодан, чтобы показать мне, что я уже полное ничто, и перевербовать меня в свою команду. Но фиг им! Черта с два!..
Белоконь подошел ко мне, его начищенные туфли и стрелочки его форменных брюк были прямо передо мной. Но я не подняла головы.
— Аня, можно с вами поговорить?
Я сидела не двигаясь, как глухонемая.
— Аня…
«Фиг тебе! Не дождешься!»
Краем глаза я видела, как люди вокруг примолкли и стали оглядываться на нас с любопытством. Еще бы! Лощеный капитан милиции обращается к какой-то бабе, сидящей прямо на грязном полу зала ожидания, а она на него ноль внимания.
Белоконь, конечно, тоже ощутил это всеобщее внимание, и ему, наверно, стало не по себе. И очень хорошо!
— Анна, — все же сказал он просительно, — давайте выйдем отсюда, я хочу с вами поговорить…
«Хрена!» Я сидела мумией, как та статуя «щирой» украинки в центральном зале ожидания.
— Ладно, поговорим здесь… — сказал он и вдруг присел сбоку от меня, и кто-то из моих соседей даже подвинулся, освобождая для него место. Наверно, они решили, что это семейная ссора, а в таких случаях люди всегда сочувствуют стороне, ищущей примирения. — Аня, выслушайте меня…
Я демонстративно отвернулась в другую сторону. Все вокруг стали делать вид, что забыли про нас, но при этом исподтишка не спускали с нас косых любопытных взглядов.
А девчонки, перестав прыгать, рассматривали нас просто в упор!
— Я не могу здесь говорить обо всем, Анна. Давайте пойдем в ресторан, я вас приглашаю…
«Сейчас! Разбежалась!»
— Ну, хорошо… — сказал он после паузы, видя, что меня не сдвинуть с места. — Вы хотите уехать домой? Езжайте. Только, пожалуйста, когда вас там разжалуют — не паникуйте. И никуда не исчезайте. Пожалуйста! К сожалению, я сейчас ничего больше не могу сказать. Тем более — здесь… Аня, а может, вы останетесь в Москве, а? У меня приятель как раз уехал в командировку в Литву, пустая квартира на Фрунзенской. Клянусь, я ничего дурного не имею в виду!..
«Ага, сейчас я тебе поверила! Мерзавец!» И вдруг такая злоба нахлынула на меня, такое бешенство! Ни черта они уже меня не ведут! А просто этот кобель час назад слышал в милицейской спецкомнате «Пекина», как я стонала, умирала и воспаряла в постели с моим Сашей. И ему тоже захотелось, а как же! А почему же нет? Кто я теперь — никто, меня за трюльник можно поиметь, за вокзальный ресторан, за пустую квартиру на Фрунзенской!
Но ничего! Сейчас ты у меня отхватишь, сука!
Вы когда-нибудь видели русскую женщину в бешенстве? Нет? Я медленно повернулась к лощеному капитану Белоконю, начальнику иностранного отдела Московского уголовного розыска, и сказала громко на весь зал:
