— Сколько у нас кранов-то? — переспросила она. — Всего у нас сто тридцать кранов…
— На всю Москву? — удивилась я.
— Да если бы эти сто тридцать работали! — воскликнула диспетчерша. — Половина всегда стоит, считайте… — И крикнула в окошко: — Сидоркин, у меня три заявки в твоем районе!..
— На фуй! — отмахнулся шофер по фамилии Сидоркин.
— Постой, я тебе сверхурочные выпишу!
— На фуй! — опять отмахнулся Сидоркин. — Я спать пошел.
— Разувалов, поедешь за Сидоркина? Там делов-то — шесть транспарантов навесить!..
Шофер по фамилии Разувалов даже не удостоил ее ответом. Вышел из проходной на набережную, голоснул проезжавшему такси.
— Видали? Не хотят работать! — пожаловалась мне диспетчерша, не обращая внимания ни на мальчишку на полу, ни на трезвонивший на столе телефон.
— На хозрасчет, наверное, хотят? — спросила я, невольно косясь на ребенка, который взял с пола окурок и стал жевать беззубым ртом. — У нас в Полтаве некоторые гаражи и автопарки уже перешли на хозрасчет, и водители стали зарабатывать вдвое больше…
— Нет, что вы! — сказала диспетчерша и схватила наконец телефонную трубку. — Алло!.. Четыре фонаря? Когда вы звонили? Откуда я знаю, почему не приехали! Давайте адрес по новой… — Она, записав адрес, дала отбой и сказала мне: — Сумасшедший дом!..
Я в это время не выдержала, наклонилась к малышу и забрала у него окурок. Малыш посмотрел на меня с немым вопросом и тут же засунул в рот обсосанную почти до кости руку. А диспетчерша говорила мне, по-прежнему не обращая на ребенка внимания:
— Каждый день по Москве хулиганы бьют шестьсот — семьсот уличных фонарей! Демократия, итти ее мать. — И повернулась к шоферу, проходившему мимо ее окошка: — Кузькин, эй! Электрик хренов! Чертаново — это ж твой район! У тебя есть заявка на четыре фонаря в проезде Дружбы народов?
— Так я им вчера поставил! — сказал Кузькин.
— Опять разбили!
— Посидят без света — на их район больше лимита нету. — И Кузькин тоже вышел из проходной на улицу.
— Врет! — убежденно сказала диспетчерша. — Какой хозрасчет?! Зачем им? Как я проверю — поставил он эти четыре фонаря или налево продал, на дачи? — И крикнула в окошко: — Бердяев! Ты где был всю ночь? Из твоего района мне телефон оборвали.
— Коробка передач полетела…
— Врешь небось? Как же ты в гараж приехал?
— Вот так, на первой передаче… — И шофер Бердяев тоже ушел.
— И этот врет, — сказала диспетчерша. — Они ж как? Берут машину, едут по путевке в свой район, двадцать минут там покрутятся и — налево. Днем — на дачное строительство, ночью — водкой торгуют. На черта им хозрасчет? При хозрасчете работать надо! А он за эту ночь водкой столько наторговал, что ему все сверхурочные — гроши! И вообще на кой эта перестройка? От нее ж только хуже! Раньше как? Каждый знал, где воровать, как, сколько и кому в лапу сунуть, сколько на государство работать, а сколько на себя. А теперь? Ни порядка, ни жратвы. — И снова в зазвонивший телефон: — Алло!..
Я взялась за изучение ее диспетчерского журнала, но поминутно взглядывала на этого удивительно тихого малыша, продолжавшего ползать по полу и сосать свою руку. То, что эта диспетчерша уже не боялась говорить все, что думает, человеку в милицейских погонах, тоже было чем-то новым, отличным от брежневских времен. А впрочем, может, люди уже до такой ручки дошли, что и самому Горячеву что угодно скажут…
Тут по радио прозвучало:
«— Мы передавали концерт по заявкам танкистов. А сейчас в эфире информационная программа: „Время, события, люди“. Сегодня в выпуске: интервью с начальником Главного бронетанкового управления Министерства обороны генерал-лейтенантом Галкиным, репортаж о перестройке в селах Нечерноземья и…»
— Выключите, а! — взмолилась я. Это повсеместное радио уже выводило меня из себя.
Диспетчерша посмотрела на меня с удивлением, но радио выключила.
Пролистав диспетчерский журнал, я уже через несколько минут выяснила, кто из водителей обслуживает центр Москвы. В ночь с 6 на 7 сентября в районе площади Маяковского, что рядом с «Пекином», находилась машина-автокран МДЮ 61–43, водитель Николай Чарыто, монтер-электрик Вадим Булкин. Они сменили фонари во дворе Театра Моссовета, на углу Васильевской и Горького и еще в четырех точках. Но ни 4, ни 5, ни 6, ни 7 сентября не было никаких заявок на ремонт фонаря во дворе гостиницы «Пекин» или на спортивной площадке школы на улице Гашека. Получалось, что в ночь похищения Стефании Грилл фонарь во дворе гостиницы сам выключился мистическим образом, а через пару дней сам и включился, только не очень старательно, а мигая…
Я выписала домашние адреса Чарыто и Булкина — оказалось, они оба живут в рабочем общежитии номер 9, по улице 6-я Кабельная, 17. Потом сказала диспетчерше:
— Мне нужен на час автокран с водителем и честным электриком.
— Честным? — переспросила она. — Я прямо не знаю… Все они…
Тут малыш напустил на пол лужу, и диспетчерша с криком: «Ах ты, засранец, горе ты мое луковое!» — подхватила его на руки и пересадила из этой лужи на сухой пол:
— Тут сиди! Тут!
Малыш смотрел на нее бесстрастно, как Гегель. А я не выдержала:
— Вы его все время здесь держите?
— Ну а куда ж его девать?!
— А в детский садик? Вы же тут курите…
— Садик! — горестно усмехнулась она. — Ты не видишь? Он дебил. Кто ж его в садик возьмет?
В этот миг с улицы к воротам гаража подкатил очередной автокран. За ветровым стеклом кабины был портрет Сталина, а за рулем сидел тот самый водитель-«чёкала», с которым я разговаривала у Речного вокзала. Диспетчерша высунулась в окно, закричала:
— Запарин, не заезжай!
— А чё? — высунулся из кабины Запарин.
— Поедешь со следователем милиции! — крикнула она и повернулась ко мне: — Вам куда?
— Я скажу, — ответила я и вышла из диспетчерской. — Привет, Запарин! Поедете со мной!
Он, конечно, не ожидал встретить меня тут и от изумления только рот открыл. А за спиной у меня вдруг громко запело: «Вперед, танкисты, броня страны!» — это диспетчерша включила радио.
Когда мы — я на «неотложке», а Запарин с электриком сзади на автокране — въезжали в центр города, над Москвой вовсю разгорелось теплое осеннее утро и тысячи москвичей уже были на улицах. Но мало кто из простого народа просто отдыхал на бульварах, выгуливая детей или делая зарядку. Большинство или стояли в очередях возле угловых продовольственных и промтоварных магазинов, или катили в автобусах, трамваях, троллейбусах и метро к центру города — ГУМу, ЦУМу, Петровскому пассажу и другим крупным торговым центрам, поскольку в центральных магазинах больше шансов «надыбать дефицит»: мыло, зубную пасту, детскую одежду, женские колготки и так далее до бесконечности. На вокзальных площадях и у станций метро шустрые молодые бизнесмены торговали самодельными картами Москвы с отмеченными на них главными московскими магазинами. Бизнес шел весело и легко — два миллиона иногородних, приезжающих со всей европейской части России на выходные дни в Москву в поисках продуктов и шмоток, бойко раскупали эти карты по рублю штука…
