Склонившись над толстым блокнотом, он что-то быстро писал в нем, подчеркивая написанное резкими линиями.
«Ленина из себя изображает, – вяло подумал Черненко, – а у самого-то родимое пятно на голове – сатаны отметина…» Затем оглядел весь кремлевский синклит, сокрушенно покачал головой:
– Ну и лазарет!.. Доброе утро…
Телохранитель помог ему опуститься в кресло, между Устиновым и Чебриковым. К Черненко тут же подскочили два врача. Один держал наготове аппарат для измерения давления крови, второй осторожно взял Черненко за запястье, чтобы сосчитать пульс.
– Отстаньте! – отнял руку Черненко.
– Нужно измерить пульс и давление, Константин Устинович… – мягко, как капризному ребенку, сказал врач.
– Тебе нужно, себе и мерь… – с одышкой сказал Черненко.
– Константин Устинович! – укоризненно сказал врач.
– Ну хорошо, на… – Черненко подал ему руку. – А Рейгану тоже так каждое утро меряют, едри его мать?! Мы с ним одногодки, но в этого голливудского мерина уже в упор стреляли, легкое пробили, а он, тля, хоть бы хны! На лошадях катается, сука…
– Вам курить нельзя, Константин Устинович. Категорически, – сказал врач. – А вы тайком покуриваете, я по дыханию слышу. При вашей эмфиземе…
Черненко не стал слушать эту осточертевшую докторскую канитель, повернулся к Устинову:
– Ты получил мою цидулю
[7]
насчет ненцев?
Устинов кивнул:
– Я уже дал команду Генштабу…
Черненко повернул голову к Чебрикову и одновременно заметил, что этот Горячев все продолжает строчить и строчить в своем блокноте.
– По нашей линии тоже все меры будут приняты, – поспешил сказать Чебриков. – Есть только одна мелочь, Константин Устинович. Я как раз хотел спросить ваше мнение…
– Ну…
– За час до вашего приказания не пускать в Сибирь иностранцев в Уренгой вылетел некто Зигфрид Шерц, американец. Вы его знаете…
– Кто такой? – спросил Устинов.
Чебриков поспешно объяснил маршалу Устинову:
– Посредник между нашим Внешторгом и западноевропейскими банками. Проще говоря, маклер. Пять лет назад помог нам получить западные займы на строительство газопровода. Не даром, конечно. Леонид Ильич дал ему два с половиной процента комиссионных от этой сделки…
Черненко знал Зигфрида Шерца. Этот Шерц, продувная бестия, выцыганил у Брежнева два с половиной процента еще тогда, когда о строительстве газопровода шли только разговоры. Кажется, Юрий, сын Брежнева, Шерца Леониду Ильичу и рекомендовал как лучшего маклера: он, мол, и русский прекрасно знает, даже родился в России в семье поволжских немцев и мальчиком выехал из СССР, и немец по крови, и американский бизнесмен – лучше не придумаешь для роли посредника между СССР и немецкими банками. Потом, когда западногерманские и французские банки согласились финансировать строительство газопровода, Брежнев сиял и потирал руки: аж 18 миллиардов дают, это ж огромные деньги! Пусть не сразу всю сумму – не важно! Мы за их счет построим газопровод в Европу, а чуть что, если начнут французы, голландцы или немцы рыпаться, мы им раз – и краник перекроем, без газа оставим, у них там вся промышленность встанет! Или будем цены на газ поднимать, шантажировать…
– Так! – вдруг громко, на весь вестибюль, сказал Горячев и поставил жирную точку в своем блокноте. – Вопрос о беспорядках в Салехарде имеет несколько аспектов. Первое: 17 декабря, когда будет подписан акт о готовности газопровода, европейские банки должны выплатить нам вторую половину кредита, то есть 9 миллиардов долларов. – И повернулся к Председателю Совмина Тихонову: – Так?
Тихонов кивнул.
– Недавно мы уже имели осложнения с получением этих кредитов, – продолжал, заглядывая в свой блокнот, Горячев. – В частности, из-за того, что по вине КГБ на Запад просочились слухи о применении труда политзаключенных на этой стройке. Товарищ Андропов никого тогда не наказал, вы хорошо знаете, что он покровительствует органам безопасности. Но если теперь на Западе узнают о салехардских беспорядках, то можете не сомневаться – западные газеты раздуют из этого черт-те что! Особенно если узнают, что туда брошены войска. Можно не сомневаться в реакции европейских банков – они прицепятся к любому поводу, чтобы не дать нам деньги. Но это не все! – наставительно поднял руку Горячев. – Второй аспект. Я помню, что у прежнего руководства были планы за французские и немецкие деньги построить этот газопровод в Европу и потом держать пол-Европы под энергетическим контролем. Но французы и немцы не идиоты. Они одновременно финансировали строительство газопроводов из Алжира и Норвегии, и теперь неизвестно, кто кого шантажирует. Если не дать им сибирский газ сегодня, они завтра перейдут на алжирский, а послезавтра на норвежский. И еще будут диктовать нам цены на газ. Так? – повернулся он снова к Тихонову.
Тихонов опять кивнул.
– И наконец, третий аспект. Вы хорошо знаете, что о досрочном открытии газопровода собирается сообщить Сессии Верховного Совета сам товарищ Андропов. Поэтому я полагаю: Генеральный штаб армии должен не только срочно отправить в Заполярье десантную дивизию, но и взять всю ситуацию в Салехарде под свой контроль…
Черненко смотрел на Громыко, Устинова, Тихонова и других членов старой кремлевской гвардии. Вроде бы ничего не прочтешь на их лицах, не то слушают, не то дремлют, но хорошо знал, что скрывается за их морщинистыми тяжелыми лицами. Страх. Пусти завтра этого Горячева на место умирающего Андропова, и он закидает всех своими деловыми выкладками, а то и вообще погонит из Политбюро на пенсию весь этот лазарет. И главное, как быстро он пробился в самые верха кремлевской власти. За считанные годы сделал ту карьеру, на которую у Черненко ушла вся жизнь! А все потому, что умно воспользовался нашими болезнями. Вроде бы сидел себе в южной провинции заурядным секретарем краевого комитета партии и никакими талантами не блистал. В колхозах и совхозах этого края наверняка тот же бардак, что и по всей стране, – урожай, когда он есть, гниет на полях, потому что колхозникам этот урожай до лампочки, им лишь бы на своих домашних огородах побольше помидоров вырастить для продажи на «черном рынке»… И Горячев никогда бы не пробился из партийных пешек в ферзи, если бы крупные партийные фигуры не страдали на старости лет всякими старческими недугами и не ездили бы лечиться на курорты, которые как раз и находятся в этом южном крае. И конечно, Горячев, на правах гостеприимного хозяина края, встречал здесь приезжающих на лечение и в отпуск партийных шефов. И не только заваливал их дачи и санатории самыми лучшими продуктами, самыми свежими фруктами и овощами, но и создал вокруг этих санаториев целую зону показательных колхозов и совхозов, которые снабжали эти санатории молоком, мясом, яблоками, виноградом, раками, рыбой…
Эти колхозы и совхозы получали куда больше удобрений, чем все остальные, лучшую технику, лучших агрономов – якобы для того, чтобы обеспечить питанием кремлевские дачи и санатории. Но второй хитрой целью этого Горячева было другое: чтобы, гуляя в окрестностях своих дач и санаториев или хотя бы проезжая к ним из аэропорта, Брежнев, Андропов, Романов, Гришин, Громыко, Устинов и все прочие видели, какой он замечательный руководитель. И клюнуло, получилось! Даже он сам, Черненко, голосовал на Политбюро за назначение Горячева министром сельского хозяйства, кто же знал тогда, что это Андропов и Громыко выводят свою пешку в ферзи… А теперь иностранные журналисты, как собаки-ищейки, вынюхивают по всей Москве, у кого больше шансов наследовать андроповскую власть: у Черненко, у Романова, у Гришина или у этого Горячева. Но вот вам! Пока в Политбюро большинство мест за стариками, никуда этому Горячеву с дьявольской отметиной на лысом черепе не пробиться. Не такие мы дураки, чтобы не понимать, что любой молодой генсек прогонит нас, стариков, на пенсию…
