Тот молча пожал плечами.
— Не нравится? — удивилась она.
— Очень нравится, — признался Дронго, — я хожу в этот театр
уже лет двадцать пять. Еще со времен первых постановок. Мне очень нравились
фильмы их главного режиссера, особенно фильм о бароне Мюнхгаузене. Но последние
десять лет я перестал быть большим поклонником его таланта.
— Почему?
— Помните, как он публично сжег свой партбилет? Мне кажется,
в этом было нечто люмпенско-шутовское. Что-то театральное, нарочито вызывающее,
оскорбившее чувства многих людей, особенно тех, кто получил эти красные корочки
в окопах военной поры. Нельзя было устраивать подобную демонстрацию. Нельзя
ставить в своем театре «Диктатуру совести», а потом сжигать партбилет. Можно
было спокойно выйти из партии, которая не нравится. Но увидев этот балаган, я
вдруг понял, почему Православная Церковь когда-то запрещала хоронить актеров на
кладбище. Лицедеев хоронили вместе с самоубийцами за кладбищенской оградой. Мне
по-прежнему нравятся и их спектакли, и их фильмы. Мне очень нравятся их актеры.
Мне, по — человечески, очень симпатичен их главный. Но после случившегося я им
меньше верю. Вот такая грустная история.
— У вас своеобразные взгляды, — заметила Линовицкая, — вы
полагаете, что человек не может меняться?
— Лоуэлл говорил, что не меняются только дураки и покойники,
— улыбнулся Дронго. — Но я не об этом. Мне кажется важно иметь нечто цельное в
собственной душе. Своего Бога. От него можно отречься, но над ним нельзя
смеяться. Так и собственные убеждения. Они могут измениться, но нельзя ерничать
над собственной жизнью.
Дверь открылась, и в кабинет вошел высокий черноусый мужчина
с характерным азиатским разрезом глаз. Он был чем-то неуловимо похож на свою
сестру. Густые темные брови, четко очерченные скулы, чуть тронутые сединой
волосы.
— Здравствуйте, — сказал он, обращаясь к Бозину. —
Подполковник Мамаджанов. Я хотел встретиться со следователями, которые проводят
расследование убийств.
— Откуда вы знаете про убийства? — спросил Бозин.
— Сестра рассказала, — пояснил подполковник, — я уже вчера
знал, что случилось в доме Халуповича, а сегодня, когда приехал сюда, очень
беспокоился за сестру, боялся, как бы чего не случилось. И когда я ей позвонил,
она рассказала мне, что здесь произошло.
— Да, — подтвердил Бозин, — у нас в здании произошло
убийство. Садитесь подполковник. Простите, как вас зовут?
— Можно просто Рамиль, — улыбнулся Мамаджанов.
Он взял стул, уселся на него и затем внимательно посмотрел
на сидевших за большим столом людей.
— Вы, очевидно, тот самый частный эксперт, который вчера
приходил к моей сестре, — сказал Рамиль, обращаясь к Дронго. — А вы — Халупович?
— обратился он к Эдуарду Леонидовичу.
У Линовицкой, которая была в форме сотрудника прокуратуры,
он ничего не спросил. Все было и так ясно.
— Да, — несколько обреченно ответил Халупович, — это я.
Наверное, вы пришли, чтобы мне отомстить?
— Отомстить? — удивился подполковник. — Почему я должен вам
мстить? С какой стати? Вы, наверное, ошиблись.
— Не ошибся, — упрямо ответил Халупович, — вы ведь искали
меня. Даже приходили ко мне домой.
— Приходил, — кивнул подполковник, — мне было интересно с
вами познакомиться, посмотреть, где вы живете. Сестра рассказывала о вас много
интересного.
— Поэтому вы хотели меня убить? — спросил Халупович.
— Я?! — изумился Мамаджанов. — Я хотел вас убить? Вы что-то
путаете.
— Ничего я не путаю. Моя секретарша слышала, как вы
грозились меня убить. И ваша сестра это подтвердила.
— Что подтвердила? — не понял подполковник. — Она сказала,
что я хочу вас убить?
— Не совсем, — решил вмешаться Дронго, — она считала, что
это была шутка. Но ваш разговор с сестрой случайно услышала секретарша
Халуповича, когда вы грозились его убить.
— Да я пошутил, — немного растерянно произнес Мамаджанов, —
я не думал, что нас подслушивают.
— А зачем вы пошли к Халуповичу, если у вас не было никаких
планов в отношении его? — поинтересовалась Линовицкая.
— Хотел познакомиться. Ведь он даже не догадывается, как моя
сестра его любила. Она готова была отказаться от всего, лишь хотя бы еще раз
его увидеть. У нас даже мать на этой почве тяжело заболела. Фариза ждала, а он
так и не позвонил.
— Я ничего не знал, — жалобно пролепетал Халупович, — я
ничего не знал, честное слово.
— Вероятно, действительно не знали, — согласился Рамиль
Мамаджанов, — но от этого ей было не легче. Она не хотела сюда ехать. Боялась
разбередить старые раны. Боялась сорваться. Да и поздно уже в ее возрасте
начинать все заново. У нее прекрасный муж, она его очень любит. Но потом она
все же решила поехать. И когда я узнал, что вечером она встретилась с вами, то
поехал к ней в отель. На улице мы разговаривали. Я узнал, что ока с вами
увиделась. Она мне говорила, что вы немного изменились, но остались таким же
романтичным и благородным. И тогда я в шутку сказал, что мне, наверное, нужно
вас убить, чтобы она избавилась наконец от своего чувства к вам. Но убивать
вас, конечно, у меня и в мыслях не было. Неужели вы можете думать, что я
способен на такое?
— Зачем же тогда вы пришли ко мне на Тверскую?
— Фариза сказала мне, где находится ваш дом, а я знаю Москву
неплохо, много раз сюда приезжал, учился здесь. Поэтому найти ваш дом было
нетрудно. Но в квартиру меня не пустили. Когда я позвонил в дверь, ответила
какая-то женщина. Голос у нее был немолодой. Я спросил Эдуарда Леонидовича, но
она сказала, что вы уехали. Дверь она мне не открыла, и я еще подумал, что она
меня обманывает. Я понимал, что это не ваша жена, вы же не станете встречаться
в присутствии своей жены с бывшими возлюбленными. Я спросил женщину, кто она
такая, и она ответила, что домработница. Тогда я немного успокоился и поверил.
Вряд ли такой известный бизнесмен, как вы, стал бы прятаться и посылать на
переговоры домработницу. Тем более, что я был в форме и никто не мог знать, что
я брат Фаризы. Обычно вид человека в форме действует на людей, и они открывают
двери даже тогда, когда этого нельзя делать ни при каких обстоятельствах.
— Значит, она вам дверь не открыла, — торжествующе обратился
Халупович к следователям. — Вот видите! Я же говорил, что никто не мог войти в
мою квартиру без моего на то согласия. Елизавета Матвеевна не открыла дверь
даже подполковнику милиции. И тем не менее, туда кто-то проник. Прямо мистика
какая-то. Как же убийца попал ко мне?
Бозин нахмурился, взглянул на Линовицкую. Арсений Николаевич
неожиданно с некоторым внутренним удовлетворением подумал, что уголовное дело,
которое поручено ему, завершено. Девочка нашлась, убийца изобличен. И это все
произошло в течение нескольких часов. Линовицкой же придется все начинать
заново, если Скрёбов не возьмет на себя убийство домработницы. Судя по
изложенным фактам, его причастность к этому преступлению можно доказать только
в том случае, если удастся найти второй ключ от квартиры. Скорее всего, именно
водитель мог отравить воду. Хотя зачем это ему нужно? Нет, доказать
причастность Скрёбова к первому преступлению будет почти невозможно.
