— Да. Прошли сверху вниз. Осмотрели все — шкафы, ящики, где
можно было бы спрятать девочку. В гараже все обыскали. Ничего.
— Понятно. Эдуард Леонидович у себя в кабинете?
Шальнев кивнул, разрешая им пройти. Он не стал настаивать на
пропусках, понимая, что сейчас не лучшее время демонстрировать свое служебное
рвение.
В лифте Дронго, снова оказавшись рядом с Валентиной
Олеговной, сказал, обращаясь к ней:
— Не знал, что следователи тоже любят французскую косметику.
Или мне показалось?
— А вы считаете, что я не имею на это право? — нахмурилась
Линовицкая.
— Наоборот. Я считаю, что это прекрасно. И мне приятно
слышать, что вы узнали мой «Фаренгейт».
— Достаточно было войти с вами в лифт, чтобы почувствовать
этот запах, — улыбнулась она, показывая ровные белые зубы.
Дронго знал, что она права. Привыкнув к «Фаренгейту», он
покупал эту парфюмерию в больших количествах. Здесь были и лосьоны, которые
употребляют после бритья, и дезодоранты, и мыло, и шампуни — все, что связано с
гигиеной тела. Он любил «Фаренгейт», так точно отвечающий его внутреннему
состоянию и настроению.
В приемной Нина говорила по телефону, одновременно что-то
записывая в блокноте. Рядом с ней сидел майор Озиев. Очевидно, он очень устал
за сегодняшний день, так как спал, прислонившись к спинке кресла. Услышав, что
в комнате появились люди, проснулся и сделал попытку подняться. Он уже знал,
что Линовицкая — сотрудник прокуратуры.
— Не вставайте, — попросила она. — Отдохните немного.
— Я после дежурства, — оправдываясь, сказал Озиев. — Мой друг
поехал в больницу — у него жена рожает, вот мне и пришлось его подменить.
В кабинете Халупович разговаривал по телефону. Бозин,
положив на стол небольшой диктофон, о чем-то расспрашивал Оксану Григорьевну.
Элга и Фариза тихо переговаривались. Когда в кабинет вошли Дронго и Линовицкая,
все умолкли, оглянувшись на них.
— Уже вернулись? — кивнул им Бозин. — Закончили разговор с
этой соседкой?
— Да, — ответила Линовицкая, взглянув на Дронго.
Тот снова устроился на диване, который покинул полтора часа
назад.
— Есть что-нибудь новое? — спросил Бозин.
Линовицкая взглянула на Дронго. Тот по-прежнему молчал.
— Практически нет, — ответила она. — Свидетельница не
сказала ничего нового. Повторила то, что уже говорила мне, — она снова
посмотрела в сторону Дронго, — если не считать ее гадания на картах, — не
удержалась Линовицкая от сарказма.
— Она видела, что к Эдуарду Леонидовичу приходили в тот день
пять женщин, — сказал молчавший до сих пор Дронго.
Халупович положил телефонную трубку. Нахмурился. Провел
рукой по столу. И наконец, спросил:
— Откуда взялось пять? У меня были только три женщины. И эти
трое сидят здесь.
— Вы же сами знаете, что это не так, — заметил Дронго, —
иногда мы забываем об очевидных вещах.
— В каком смысле?
— А погибшую Елизавету Матвеевну вы не считаете?
— Верно, — после секундной паузы согласился Халупович, — я
совсем забыл о ней. Значит, четыре.
— Вот видите, — печально сказал Дронго, — иногда мы забываем
детали. А ведь секунду назад вы готовы были поклясться, что в вашей квартире
были только три женщины.
— Это чисто механическая оговорка, — возразил Эдуард
Леонидович. — Я имел в виду живых людей — тех, кого вы можете подозревать, — он
взглянул на женщин и вдруг осознал, что сказал глупость. И поспешил
исправиться: — Я имел в виду только гостей. О погибшей я и не подумал.
— Значит, ты считаешь, что убийцей твоей домработницы была
одна из нас? — возмущенно спросила Оксана Григорьевна.
— Я так не говорил, — возразил Халупович, — я только сказал,
что забыл о погибшей.
— Мы понимаем тебя, Эдик, — сказала мягкосердечная Элга. —
Не волнуйся! Это не мы ее убили.
— А он думает, что мы, — не унималась Оксана. — Он
действительно так думает.
— Я так не думаю! — неожиданно стукнул кулаком по столу
Халупович. — И хватит меня дергать, Оксана. Я оговорился. Я только оговорился.
— Не нужно нервничать, — посоветовал Дронго, — я привел
пример лишь для того, чтобы вас убедить. Соседка настаивает, что женщин было
пять. Причем, она узнала Елизавету Матвеевну. По шуму лифта, который обычно
грохочет, она могла точно установить, что поднимаются именно на седьмой этаж.
Она также обратила внимание, что женщины приезжали на вашей машине.
— Верно, — согласился Халупович, — Фаризу и Элгу я привозил
на машине. Я об этом уже говорил.
— Правильно. Однако про пятую женщину вы не сказали.
Допускаю, что вы о ней не знали. Или забыли, как в случае с Елизаветой
Матвеевной. Но забыть о ней вы могли только в том случае, если это был кто-то
из ваших сотрудников. Такое возможно?
— Миша воду привозил, — снова начал вспоминать Халупович. —
Может, Трошкин? Один раз я приезжал с Егором. Про женщин не помню.
— А могли там появиться Нина или Ольга? — поинтересовался
Дронго.
— Нет, не могли, — уверенно ответила Халупович, — я никогда
не посылал их туда и не разрешал им там появляться.
— Может, вы опять что-то путаете? — спросил Дронго.
— Нет, не путаю, — нервно ответил Эдуард Леонидович, — они
там никогда не были.
— Тогда получается, что одна из них приезжала без вашего
согласия, — предположил Дронго.
— Это невозможно, — возразил Халупович, — такого не может
быть.
— А если мы спросим у секретарши? — предложил Бозин.
— Можете спросить, — разрешил хозяин кабинета, — но это
исключено. Нина никогда не бывала в квартире на Тверской. Я в этом уверен.
— Позовите вашу секретаршу, — попросил Бозин.
Халупович вызвал Нину по аппарату внутренней связи. Молодая
женщина сразу появилась в кабинете с привычным блокнотом в руках.
— Нина, — начал Халупович, — к тебе есть еще несколько
вопросов. И, если можно, ответь на них искрение.
Эдуард Леонидович взглянул на Бозина. Тот молчал. Тогда он
перевел взгляд на Дронго. Последний понял это как разрешение. Он видел, что
Линовицкая внимательно наблюдает за ним. Поэтому сказал:
— Я хочу спросить вас о некоторых вещах, которые, возможно,
вам будут неприятны.
— Спрашивайте, — напряженным голосом согласилась Нина.
