— Курский вокзал, — задумчиво сказал Дронго.
— Что? — не понял Трошкин. — Вы что-то спросили?
— Ничего. Кем работает ее сестра? Она замужем?
— Я узнавал, — сообщил Савелий Николаевич, — муж ее сестры —
крупный чиновник в нашем министерстве транспорта. Кажется, начальник отдела. Он
украинец, как и его жена.
— Это вы тоже узнали? — улыбнулся Дронго.
— Она назвала фамилию сестры, и я сразу понял, — кивнул
Трошкин, — а к украинцам я хорошо отношусь, — почему-то осторожно добавил он, —
у меня сестра живет в Харькове, и у нее муж украинец.
— Убедили, — сказал Дронго. — А в аэропорт вы вместе ездили?
В ночь, когда случилось убийство.
— Вместе, — быстро ответил Трошкин, — но мы ждали его в
аэропорту. Я приехал туда на своей машине, а он был с водителем.
— Он был взволнован? Вы не обратили внимание, как себя
чувствовал Халупович?
Трошкин обернулся, посмотрел в сторону кухни и шепотом спросил:
— Неужели вы думаете, что я буду давать показания против
своего начальника?
— У вас есть что скрывать? — также шепотом вопросом на
вопрос ответил Дронго, скрывая усмешку.
— Нет, — громко ответил Савелий Николаевич, поняв, что
Дронго просто смеется. — Конечно, нет. Мы встретили наших гостей и уехали из
аэропорта. Я повез их в отели.
— Вы сказали «наших гостей». Он был не один?
— Их было двое. Мы уже заказали номера в отелях. Бедный
Эдуард Леонидович думал закончить все за один день. А ему пришлось давать
показания сотрудникам прокуратуры. Нельзя же объяснить нашим партнерам из
Германии, что случилось. Они сразу свернут всякий бизнес. Их так напугали
рассказами о русской мафии, что они готовы поверить в любую чушь. Поэтому мы им
ничего не сообщили. Переговоры уже закончились, и наши гости завтра улетают.
Нам пришлось готовить документы без Эдуарда Леонидовича, руководствуясь его
указаниями. Он, конечно, приехал сегодня на подписание документов, но это было
совсем не так, как мы планировали. Хотя контракт мы подписали неплохой.
— Скажите, Трошкин, вы давно работаете с Эдуардом
Леонидовичем?
— Уже несколько лет.
— И он всегда был таким… «любвеобильным»?
Трошкин испуганно обернулся в сторону кухни.
— Я спрашиваю не для «клубнички», — строго напомнил Дронго,
— мне нужно знать все обстоятельства дела, чтобы сделать правильные выводы.
— Все мужчины любят женщин, — философски изрек Савелий
Николаевич, затем вздохнул и кивнул, — он тоже их любит. Иногда слишком сильно.
А многие мерзавки этим пользуются. Вытягивают из него деньги на такси, на
ужины, на разные побрякушки.
— Не любите вы женщин, Савелий Николаевич, — укоризненно
заметил Дронго.
— Не люблю, — согласился Трошкин, — а за что их любить?
Немного попой повертят — и сразу миллион хотят. Каждая мечтает о своем мужике.
И чтобы богатый был, и с отдельной жилплощадью. Чтобы деньги имел и внешность
Алена Делона.
— Это зависит от количества денег, — возразил Дронго, — если
сумма зашкаливает за предельные цифры, то согласятся поменять и Алена Делона.
Однако мы говорим лишь о специфической категории людей. Большинство мужчин
любит женщин глазами, и им важны их внешние данные, тогда как женщина хочет
обеспечить не только себя, но и своих детей.
— Мать — это святое, — согласился Трошкин. — Но где сейчас
такие женщины? Одна дрянь осталась. Всех нормальных давно разобрали. Остались
такие — стоит Эдуарду Леонидовичу только пальцем поманить, сразу прибегут.
— Не все, — возразил Дронго. — Почему, например, Мамаджанова
не хотела ехать? Чем она объясняла свой отказ?
— Обычный женский каприз. Не хотела — и все. А может, дело в
ее муже. Есть ревнивцы, которые подозревают своих жен до глубокой старости. Может,
нам попался именно такой экземпляр.
— И вы думаете, что нельзя ревновать свою сорокалетнюю жену?
— поинтересовался Дронго.
— Не знаю. Мне казалась смешной такая преувеличенная забота,
— признался Трошкин. — Сам я не женат. Но если бы даже женился, то и тогда не
стал бы так трястись за свою жену. Хочет — пусть едет. Изменить мужу она может
и в своем родном городе.
— Сколько вам лет?
— Тридцать восемь, — с достоинством сообщил Трошкин. — Я
вообще полагаю, что с этим спешить не нужно. Мы живем с мамой. Сначала нужно
встать на ноги, собрать достаточный капитал. Наши прадеды женились в сорок лет
и не видели в этом ничего плохого.
— Боюсь, что наши прадеды в таком возрасте уже умирали, —
пробормотал Дронго, и в этот момент в столовую вошел Халупович. За ним шел Миша
с подносом в руках.
— Мы сейчас выйдем, чтобы вам не мешать, — предупредил
Эдуард Леонидович.
— Не нужно, — разрешил Дронго, — мы закончили наш разговор.
Мне сейчас нужен для беседы ваш водитель.
— А мне удалиться? — спросил понятливый Халупович.
— Если можно, — попросил Дронго, — боюсь, ваше присутствие
будет его несколько сковывать.
— Ясно. Савелий, пойдем в кабинет, еще раз прогоним наш
контракт на компьютере. А ты, Миша, оставайся здесь. Будешь отвечать на
вопросы, которые тебе зададут, — предложил Халупович, первым выходя из
столовой. Трошкин поднялся и поспешил следом.
Глава шестая
Миша поставил поднос на столик и осторожно присел на краешек
стула. Чувствовалось, что он нервничает. Ему было около пятидесяти лет, но
выглядел он гораздо моложе. Сняв куртку, он остался в джемпере и темных брюках.
Обувь он снял при входе и теперь был в тапочках, которые ему, очевидно, дал
хозяин квартиры. Дронго взглянул на поднос. Бутылка минеральной воды, две
бутылки пива, бутылка пепси-колы и несколько стаканов. Все бутылки были
закрыты, похоже, хозяин квартиры уже никому не доверял.
— Извините, — начал Дронго, — как мне к вам обращаться? По
имени-отчеству или…
— Можете называть просто Мишей, — разрешил водитель.
— Скажите, Миша, вы давно работаете с Эдуардом Леонидовичем?
— Да, — кивнул водитель, — уже шесть или семь лет.
— Вы его хорошо знаете?
— Работаем вместе, — просто ответил водитель.
— Вы раньше бывали в этой квартире?
— Да, — кивнул Миша, — Эдуард Леонидович иногда давал мне
ключи, чтобы я привез сюда воду или продукты.
— Странно, — вслух произнес Дронго, — мне он сказал, что
никому не давал ключи от этой квартиры.
