Впрочем, сейчас самое главное — не заснуть за рулем. Марк включил радио. Машина тут же заполнилась голосами ночных радиокомментаторов. Какой-то остряк изгилялся по поводу возросшего спроса на мужчин и уверял слушательниц, что те мужчины, которые в прошлую ночь не смогли уберечь своих любовниц от потери правой груди, были просто импотентами. Бывший мэр Нью-Йорка Динкинс ехидно объяснял, что во время его правления подобные бедствия в городе не случались. Радио «Кристиан сайнт монитор» передавало молитвы. Марка не устроило ни то, ни другое, ни третье, и он нашел испанскую радиостанцию с какой-то неистовой кубинской румбой. «Наверно, испанцы — самая здоровая нация в мире, — подумал Марк, — даже во время второго пришествия Христа и конца света они не перестанут танцевать и стучать каблуками». Он вывел звук на полную мощность. При такой музыке он наверняка не уснет за рулем.
И через десять минут он действительно без происшествий доехал до Ривердэйла, чуть ли не самого северного жилого района города, припарковал машину на улице и вошел в подъезд многоквартирного семиэтажного дома. Здесь, на втором этаже, он снимал небольшую квартиру с одной спальней. Окна этой квартиры выходили на запад, под ними были двор и стоянка для машин, а дальше, в просвете между соседними домами, были видны «Генри Хадсон Парк-уэй» и узкая полоска парка вдоль него. По этой полоске по утрам и вечерам соседи выгуливали собак.
Войдя в квартиру, Марк по привычке первым делом глянул на автоответчик. На индикаторе числа сообщений была цифра «1». Он нажал кнопку «play» и, сбросив пиджак на спинку стула, пошел на кухню, открыл холодильник. Хотя он не ел уже часов восемь, но есть не хотелось. А вот выпить пива…
— Hi, it’s me! (Привет, это я!) — сказал у него за спиной автоответчик голосом, от которого у Марка разом подвело ноги. И продолжил по-русски: — Где ты шляешься? Неужели ты не понимаешь, как мне страшно быть сейчас одной?
Марк замер у холодильника, но сообщение кончилось, автоответчик умолк. Марк повернулся и медленно, словно к опасному зверю, подошел к нему. Он не верил своим ушам. Это галлюцинация, ОНА не могла ему звонить. На индикаторе числа сообщений вместо цифры «1» была теперь цифра «0». Конечно, ему померещился этот голос. Марк протянул руку, чтобы включить «rewind», перемотку.
Резкий телефонный звонок прервал этот жест. Марк взял трубку.
— Наконец-то! — тут же сказал по-русски все тот же женский голос. — Я уже думала, что ты никогда не придешь! Ты хочешь пиццу?
— А где ты? — спросил он осторожно и сам не узнал своего осипшего голоса.
— Я уже два часа сижу у тебя под окном. С этой чертовой пиццей. Я звоню из машины. Ты мне откроешь дверь, или мне ночевать в машине?
Марк посмотрел в окно. Там, возле парка, какая-то громоздкая темная машина высветилась фарами и стала выруливать на проезжую часть.
Но, даже видя ее машину и слыша по телефону ее голос, Марк не мог поверить в реальность происходящего.
5
Это было семь лет назад. Марку было 27, и он только шестой месяц был в ФБР. Конечно, сначала его, лучшего выпускника славянского факультета Монтерейской школы иностранных языков, направили в Виргинскую школу ФБР и только потом — в управление «Cи-Ай», в контрразведку. Но оказалось, что к разведке его работа имела такое же отношение, как к дрессировке крокодилов или к полетам на Марс. Марк и еще шесть свежих выпускников Монтерея и Виргинии должны были с утра до ночи обзванивать по телефону русских эмигрантов. «Мистер Гуревич, вас беспокоят из ФБР. Нет, не волнуйтесь, вы ничего не сделали. Просто мы знаем, что в России вы работали инженером (врачом, поваром, строителем, бухгалтером, учителем, продавцом, шофером и т. д). Мы хотели бы поговорить с вами в удобное для вас время. Нет, спасибо, у вас дома это неудобно. Но мы можем поговорить где-нибудь недалеко от вас — в парке, в кафе. Когда мы можем встретиться?»
Русские эмигранты, привыкшие на своей родине воспринимать все просьбы государственных органов как приказы, никогда не отказывались от встречи с агентами ФБР. Наоборот, они спешили проявить свой новоамериканский патриотизм и настойчиво зазывали агентов ФБР «на чашку чая» в свои квартиры в Бруклине, в Верхнем Манхэттене и в Куинсе. И с еще большим рвением выливали на этих агентов море правдоподобной, полуправдоподобной и совершенно неправдоподобной информации.
«Как? Вы не знаете, что в Кременчуге завод „Серп и молот“ выпускает торпеды с ядерными боеголовками? Как вы можете этого не знать! Ведь с ваших спутников все видно! Конечно, формально завод делает велосипеды. Но разве вы не видите, в каких ящиках они отправляют продукцию? Нет, я на вас удивляюсь! Вы думаете, если Горбачев сказал „гласность“, так они перестали делать атомные торпеды? Вы такие наивные, я даже не ожидал! А про наш подземный „почтовый ящик“ вы тоже не знаете? Только не говорите, что его не видно с воздуха! А труба? Они из-за этой трубы перенесли гражданский аэродром на двадцать километров от города! Как это „что там выпускают“? Слушайте, мне становится страшно, куда я приехал! Вы же не знаете простых вещей! Из этой трубы идет такой желтый дым, что и ребенку ясно, что там выпускают. Паралитический газ, что же еще!»
После пяти месяцев ежедневного общения с русскими эмигрантами Марк обнаружил, что он даже по-английски говорит с одесским акцентом. И запросился на любую другую работу. И тогда Роберт Хьюг перевел его в команду наружного наблюдения. В этой команде было две сотни агентов, они «вели» дипломатов, журналистов и торговых представителей стран Восточного блока. Правда, для начала Марку не доверили слежку за красными дипломатами, а отправили в аэропорт имени Кеннеди наблюдать за пассажирами, прибывающими самолетами компании «Аэрофлот».
И тогда-то это и случилось…
Плащ лежал на земле, на асфальтовой дорожке между зданием «Пан-Ам» и автобусной остановкой. Новенький темно-синий плащ с пояском и узкими лацканами. Маленький, petit, на миниатюрную фигурку. На правом лацкане значок компании «Аэрофлот» — серебристые крылья самолета, а между ними овал с изображением серпа и молота. Марк поднял плащ и посмотрел в сторону автобусной остановки. Скорее всего здесь только что прошла русская стюардесса. Прилетев из холодной России в жаркий Нью-Йорк, она сняла с себя плащ, положила на свой передвижной, на колесиках, чемодан или на багажную тележку и обронила по дороге к автобусу. И этот автобус увез ее — на автобусной остановке нет никого, значит, автобус только что ушел, а на стоянке такси шоферы, разморенные жарой, дремали в кабинах своих желтых «шевроле». Впрочем, на такси она и не могла уехать. Русские никогда не берут такси, экономят валюту, и даже пилоты их самолетов ездят из аэропорта в манхэттенскую гостиницу «Ист-Гейт тауэр» (Башня восточных ворот), что на 39-й улице, каким-то допотопным, без кондиционера автобусом. Нужно вернуться в аэровокзал и отдать этот плащ в окошко «Лост энд фаунд» (потеряно и найдено). Или прямо в офис «Аэрофлота».
Марк попытался вспомнить бригаду советских стюардесс, которые прилетели сегодня. Но его пост был у стоек таможенного досмотра багажа, а русская команда прошла служебным ходом, там дежурил другой агент.
