Хорошо, я попробую. Разжать левую руку! Вперед! Вверх!
«Господи, я падаю!» — испугалась Зара, поскольку отрыв от подоконника произошел не вверх, а с явной и даже стремительной потерей высоты. В чем дело? Ах да, ведь ее невесомое астральное тело держит в руках вполне весомую бабушкину брошь — тавро амазонок. Черт возьми, она не разогрела это тавро перед левитацией! И теперь оно падает, падает со скоростью куска металла и тянет ее вниз! Они пролетели уже пять этажей…
восемь…
пятнадцать…
восемнадцать!..
Но не бросать его, не бросать! А греть и вытягивать, вытягивать вверх!
Вот, вот так, затормозить падение и попасть в центр энергетической спирали! Да, сюда, в самое напряженное спинорное поле! Ага, тавро амазонок засветилось в этом поле и теряет, теряет вес!
Все — невесомость! Теперь — вверх! Мимо тех же окон Рокфеллеровского центра.
Восьмой этаж с черной уборщицей Калдерией…
Двенадцатый — с филиппинкой Мартой…
Пятнадцатый — со стариком кубинцем Раймоном…
Двадцать третий — с татаркой Зарой Бешметовой, сидящей на подоконнике в позе лотоса и с глазами, застывшими, как у целлулоидной куклы.
Еще выше! Только не так быстро! Хотя почему же не быстро? Нет, быстрее! Быстрее и выше! Над мириадами огней ночного Манхэттена! Над всем иллюминированным ковром Нью-Йорка с его утонувшими в темноте пригородами! Над Гудзоном, Нью-Джерси, Атлантическим океаном и — еще выше! Над всей планетой! Да, вот и солнце — там, за Атлантикой, в Европе.
А где же «Кедр»?
Что?
Вот этот сияющий, как плазменный, шар — «Кедр»???
Да, она узнает его, даже сквозь его пылающую ауру она видит гордые русские буквы, которые нельзя забыть или спутать с чем бы то ни было — «ХУ». Краска, которой они когда-то наспех замазали это великое слово, облупилась от солнца и времени, и «Кедр» получил свой опознавательный космический шифр.
Конечно, задумав эту экспедицию, Зара многократно проверяла свою способность посылать через тавро амазонок ожоговый луч в мысленно избранную ею точку. Сначала это были опыты на выдрах и енотах, роющихся в мусорных свалках на пустынном берегу Гудзона. Потом — на воробьях и голубях в Центральном парке. Еще позже — на крысах в туннелях сабвея. Зара мысленно посылала им через тавро небольшой аннигилирующий заряд энергии, и эти мелкие животные исчезали без следа, только некоторое время пахло паленой шерстью и перьями.
Но тавро «доставало» их лишь с расстояния полумили, не больше, а затем даже объединенные силы Зары и тавра иссякали и не работали. Только такой энергетический гигант, как «Кедр», мог дать тавру амазонок ту энергию, которая нужна была Заре для задуманного.
Однако теперь, приближаясь к «Кедру», Зара не понимала случившейся с ним метаморфозы. Откуда это золотистое сияние, этот нимб и ореол? Ведь золотистый цвет ауры — это признак любви, как же эта аура может окружать мусорный ящик с 46 мегатоннами ферментов ненависти?
Но есть, есть эта золотистая аура! Зара чувствует ее почти физически, всей своей праной!
Господи, так вот в чем разгадка проблемы, над которой безрезультатно бились Шварц и вся ЛАЭКБИ! От ненависти до любви один шаг, но только в космосе Он обращает биоэнергетические ферменты ненависти в ферменты любви! А без этого превращения мир давно утонул бы в гное собственной злобы, раздражения, страхов и отчаяния!
Зара протянула руки своей ауры к «Кедру» и мысленно послала к нему бабушкину брошь — тавро амазонок.
Словно притянутое магнитом, это тавро в последний раз оторвалось от ее ладоней и поплыло к сияющему золотому шару.
«…И всю ночь девушка и мальчик маленькими бурдюками таскали воду из грота в городской водоем и заполнили его до краев, а потом, когда уже солнце встало и сделалось хорошо на небе, вдруг из груди Джаныке улетела птица, даже видела Джаныке, как она высоко-высоко в небе понеслась. И стало ей очень больно, и она упала. Лицом вниз упала Джаныке, она матери всех матерей стала жаловаться — земле… — Бабушка, не надо такой конец! Пусть Али принесет „живую воду“, пусть побрызгает этой водой нашу Джаныке! Бабушка!..»
Маленькая птица, крохотная, как колибри, слетела с обросшей мхом стены крепости Тохтамыша, села на какой-то камень и, наклонив голову, глянула на Зару. Затем, перескакивая с камня на камень, стала подлетать все ближе и ближе…
Зара пошарила в кармане юбки, извлекла какие-то крошки и на открытой ладони протянула птице.
Та, сидя на ближнем валуне, глянула ей в глаза и, взлетев, храбро опустилась ей на руку. Зара ощутила, как коготки птицы цепко впились в бугор Венеры на ее ладони. Но и сидя перед крошками, птица не тронула их, а опять пристально глянула Заре прямо в глаза черными бусинками своих глазок. Затем вспорхнула, полетела вверх, к скале над крепостью.
Следя за ее полетом, Зара вдруг увидела на этой скале могучего архара с крутыми рогами. Он стоял и своими сливовыми глазами смотрел на нее сверху, не двигаясь.
Птица пролетела над ним и взмыла еще выше в небо — лучи солнца, слепя глаза, закрыли ее от Зары. А когда она снова опустила взгляд на скалу, там уже не было и архара.
Зара посмотрела на свою ладонь. На бугре Венеры был четкий знак от коготков птицы — тау-крест, знак жизни. И Зара сказала себе:
— Все, пора!
Она встала с камня и мысленно приказала «новым амазонкам» — американкам взойти на Шай-Даг.
57
Роберт Хьюг и Марк Аллей не считали себя слабаками да и не были таковыми. И когда на горном перевале триста семьдесят «новых амазонок», переобувшись в кроссовки, вышли из шести интуристовских автобусов и словно по команде вдруг пешком поперли вверх — без дороги, по крутому каменистому склону, Марк и Роберт с усмешкой посмотрели на эту затею. Новая блажь — горная прогулка! Хьюг и Аллей лениво двинулись следом, не видя особого смысла в опеке этих дамочек тут, в пустынных горах. Да и как далеко могут уйти эти бабы? Большинство из них дальше магазинов на Пятой авеню в Нью-Йорке или пляжей в Акапулько вообще никогда не ходили. К тому же никакого удовольствия от близости к этим амазонкам у них уже не было: Анна Журавина всю поездку игнорировала Марка, а Лана Стролл — Роберта. Словно демонстрируя своим товаркам правило древних амазонок «никаких мужчин до весны!».
Однако вскоре оказалось, что эти дамочки с какой-то природной, что ли, сноровкой довольно грамотно выбирают траверс, пользуются ребром ступни для устойчивости на крутизне, не сбиваются с дыхания, не ступают на «живые», то есть шаткие, камни и совершают это восхождение не толпой и не табором, а хорошо организованными и словно натренированными цепочками. И ушли так далеко, что еле видны!
Но куда они лезут?
Марк и Роберт поднажали, опасаясь, что в туфлях уже вряд ли догонят своих подопечных.
