– Надо свою власть в городе устанавливать! А потом по всему Уралу! Иначе будет, как в Польше!
– «Афганцы» должны к солдатам пойти, чтобы те в народ не стреляли!…
– Тихо! – крикнул наконец Зарудный. – Образованные, б…! Все знаете, как и что надо! А с 17-го года сидели тихо, как мыши! Ладно! Никто чтоб с завода не выходил, а по цехам погреться можно. Я пойду с Круглым разговаривать. Им время нужно, чтобы против нас организоваться, а нам – чтобы знать, поддержит нас Урал или нет.
31. «Тяжмаш» (продолжение).
– Так! Значит, давайте не будем теперь в «кошки-мышки» играть, – совершенно иным, чем на митинге, тоном сказал Серафим Круглый членам Забастовочного комитета. Он сидел в глубоком кожаном кресле директора «Тяжмаша», в просторном и теплом кабинете, под портретами Ленина, Стрижа и Митрохина. По обе его руки сидели директор завода, секретари парткома и профкома, парторги цехов, и все это вернуло Круглому его начальственную уверенность и вальяжность. – Первым делом вы должны освободить товарища Вагая. Только после этого я верну вам Стасова, Обухова и Колесову, прикажу доставить на завод продовольствие и распоряжусь насчет завтрашних похорон. Понятно? Где Вагай?
Все семнадцать членов Комитета во главе со Степаном Зарудным удивленно переглянулись, кто-то из них спросил:
– Какой Вагай?
– Не морочьте мне яйца! – грубо сказал Круглый. – Первый секретарь обкома похищен сегодня ночью вашими людьми и, скорее всего, вашими «афганцами». Это не только уголовное преступление, это диверсия против партии. И если вы будете держать его заложником, сами попадете под суд, как террористы. Запомните: партия никогда и никому не позволит себя шантажировать! Поэтому все переговоры возможны только в том случае, если вы немедленно освободите товарища Вагая. Иначе народ не получит сегодня никакого продовольствия!
– По-моему, братцы, это не мы шантажируем, а нас шантажируют, – сказал своим товарищам Степан Зарудный. И встал: – Пошли отсюда.
– Куда вы пойдете? – презрительно усмехнулся Круглый, демонстрируя еще одну, поразительно быструю метаморфозу: еще час назад, в разговоре со Стрижом, это был заискивающе-угодливый слуга, еще пять минут назад, на трибуне, – демократичный и спокойный партийный руководитель, а теперь, в кабинете, мгновенно стал властным и презрительным барином. – Люди ждут продукты. Если вы выйдете отсюда без моего согласия на доставку продуктов, народ вам ноги из жопы повырывает! – было даже какое-то наслаждение в том тоне, каким Круглый повторил угрозу, которую час назад услышал от Стрижа в свой собственный адрес.
– Лады. Сейчас посмотрим… – согласился Зарудный и вышел из кабинета. Вслед за ним вышли остальные члены Забастовочного Комитета.
Круглый в недоумении переглянулся со своими партийными коллегами. Затем нервно подошел к окну, из окна директорского кабинета.открывался широкий вид на Центральную заводскую проходную и на общую ситуацию по обе ее стороны.
Снаружи, за высокой бетонной оградой и закрытыми воротами заводской проходной, стояло плотное вооруженное оцепление: черные меховые полушубки войск КГБ, синие шинели и белые полушубки милиции, желто-зеленые ватные бушлаты солдат дивизии городского военного гарнизона, дула водометов, пулеметов и нескольких легких пушек были направлены на завод. Рядом дымились походные солдатские кухни – войска явно рассчитывали простоять здесь не один час, а если понадобится, и не один день. Между войсками и воротами «Тяжмаша» было пустое пространство, там ветер мел по заснеженной мостовой какие-то клочки бумаги, пустую металлическую банку из-под китового мяса, газету «Правда».
Банка, раскатившись, гулко стукнулась о закрытые стальные ворота Центральной проходной, увенчанные высокими, из хромированной стали буквами «УРАЛМАШ». По обе стороны этого слова были укреплены два огромных ордена Ленина, полученных гигантом советского танко– и тракторостроения в годы второй мировой войны и в период послевоенного восстановления промышленности. А слева к воротам примыкала двухэтажная кирпичная коробка проходной с узкими турникетами для прохода рабочих. На ее фасадной стороне индевел многоцветный барельеф: несколько мускулистых мужских и женских фигур взметнули вверх руки с серпом, молотом и книгой «КПСС», символизируя единство народа и партии на пути к сияющим высотам коммунизма. Но вряд ли этот барельеф отражал нынешнюю ситуацию. Скорее – наоборот, поскольку Круглый увидел, как из боковой двери «караулки» по одному выходят безоружные, с поднятыми руками охранники и, пройдя сквозь беглый обыск «афганцев», бегом выскакивают через турникеты на улицу. Когда последний охранник вышел из «караулки», туда вошли бастующие «малиновые береты» и тут же появились обратно, таща на плечах охапки автоматов «Калашников» и ящики с патронами.
– Сволочи, оружие отдали! – проговорил директор «Тяж-маша».
– Несколько автоматов погоды не делают… – сказал Круглый и тут же прервал сам себя: на внутреннем дворе завода, возле металлического постамента с гробами Наташи и Ирины Стасовых, появился Степан Зарудный. Хотя большая часть рабочих, митинговавших здесь недавно, разошлась по цехам, но даже трех-четырех тысяч, которые еще оставались, было достаточно для нового митинга.
Зарудный в два прыжка запрыгнул на верхнюю площадку постамента, постучал пальцем по микрофону, услышал этот стук, усиленный динамиками на всю заводскую территорию, и сказал:
– Товарищи! Спасибо, что еще не все разошлись! А кто уже ушел в цеха, тоже ничего, слушайте по радио. У меня два сообщения. Первое: только что второй секретарь обкома товарищ Круглый сообщил мне и остальным членам нашего Забастовочного комитета, что нами якобы похищен первый секретарь обкома партии товарищ Вагай. И что мы якобы держим товарища Вагая заложником на территории завода…
– Ур-р-ра!… – радостно откликнулась толпа.
– Тихо! – улыбнулся Зарудный своими желтыми зубами. – Второе: я хочу, чтобы вы послушали, как второй секретарь обкома разговаривает с представителями рабочего класса, который, как мы знаем из газет, является хозяином советской страны. Внимание! – Зарудный сунул руку в карман своей брезентовой, на меховой подкладке куртки, вытащил оттуда маленький магнитофон, поднес его к микрофону и включил. И тут же послышался твердый начальственный голое Круглого. – "Так. Значит, давайте не будем теперь в «кошки-мышки» играть. Первым делом вы должны освободить товарища Вагая. Только после этого я верну вам Стасова, Обухова и Конюхову, прикажу доставить на завод продовольствие и распоряжусь насчет завтрашних похорон. Понятно? Где Вагай? – вслед за этим почти тут же прозвучал голос одного из членов Комитета: – «Какой Вагай?» – на что голос Круглого резко ответил: – «Не морочьте мне яйца!»…
Толпа отозвалась хохотом и возмущенным ревом. И одновременно донесся хохот солдат из-за заводского забора.
Зарудный бросил в ту сторону удовлетворенно-несмешливый взгляд, поднял руку и крикнул в микрофон:
– Тихо! Тихо! Насчет яиц – не обращайте внимания! Это просто коммунист Круглый считает, что с рабочими нужно и разговаривать по-рабочему, то есть матом. Но это не все. Слушайте дальше, – и он опять включил магнитофон.
