— Да как не читаешь?! — воскликнул ее муж. — Ты чо, Танька, скромничаешь? Ты ж у меня стихи пишешь! Еще какие!
— Стихи пишу, а газеты не читаю, — спокойно произнесла Таня, не отводя прямого насмешливого взгляда от глаз капитана Зарцева.
— А чо он сделал-то, этот журналист? — поинтересовался ее муж.
— Нет, ничего, — сказал Зарцев и спрятал фото Рубинчика в ящик. — К вам это не имеет отношения.
Он знал, что и эта Таня, и все остальные дивы Рубинчика просто врут. Но почему, какого черта эти королевы, соблазненные и брошенные столичным развратником, защищают его и покрывают? Фаскин и Зарцев теряли сон от зависти к Рубинчику и смертельного желания самим трахнуть хотя бы одну из этих див. Они пытались перевести их допросы во флирт, приглашали на ужин в местный ресторан и даже зазывали в Москву, но всегда получали в ответ такую презрительно-надменную улыбку, что по вечерам до чертиков напивались в местном кабаке и клялись сделать этого «любожида» любой ценой. О, как они будут допрашивать этого мерзавца в Лефортовской тюрьме! С каким наслаждением они поджарят его жидовские яйца и душонку на кострах страха и боли!..
После трех первых десятков сообщений о провалах допросов жертв Рубинчика в разных концах страны Барский сам вылетел в Сибирь. Но поначалу даже он не мог расколоть очередную мадонну. Она просто не удостоила его вопросы ответом.
— Извините, товарищ полковник, мне уже исполнилось восемнадцать, и даже моя мама уже не задает мне такие вопросы. Гуд бай!
— Одну минуту, Нина Петровна! — все-таки остановил ее Барский. — Сколько лет вашему ребенку?
— Три. А что?
— Девочка или мальчик?
— Ну, мальчик. А в чем дело?
— У вас есть при себе его фото?
Юная мать в замешательстве молчала.
— Не важно, — сказал Барский. — У нас есть его фотография. А также фото вашего мужа. Смотрите.
Открыв папку, он вытащил из нее и разложил на столе фотографии молодого, круглолицего русого мужа этой женщины, ее большеглазого темноволосого сына и Рубинчика. Сходство ребенка с Рубинчиком было очевидным и неоспоримым, как дважды два четыре.
— Садитесь! — жестко приказал Барский женщине.
Она села к столу.
— Вот ваш выбор: либо вы сейчас, при мне пишете чистосердечное признание, где, когда и при каких обстоятельствах вас соблазнил и лишил невинности этот мерзавец. И тогда — слово офицера — мы ограничимся только этим. Ваш муж никогда не узнает, кто настоящий отец ребенка. Я даже на ваших глазах порву и эти фотографии, и негативы. Либо… Ну, вы сами видите. Решайте!
— А что будет с моими показаниями? — помертвевшим, слабым голосом спросила женщина.
— О, абсолютно ничего! Это только для внутреннего употребления. Они нам нужны, чтобы остановить этого Рубина, лишить его звания журналиста. И все. Что еще ему можно сделать? Он же вас не насиловал, правда? Или насиловал? А?
— Нет.
Барский положил перед женщиной чистый лист бумаги и стал диктовать:
— Пишите:
«Я, Уварова Нина Петровна, 1956 года рождения, встретилась с журналистом Иосифом Рубиным 27 апреля 1973 года в Усть-Илиме Тюменской области…»
Через час, получив от сломленной женщины все, что ему было нужно, Барский сказал своим подчиненным:
— Вот так нужно работать. А если какие-то дети не будут похожи на Рубинчика и матери будут все отрицать — тоже ничего! В конце концов, разве их запирательство не свидетельствует о глубоком психологическом воздействии на них Рубинчика? Они же боготворят его! И мы построим на этом весь процесс! Не просто суд над еврейским Казановой, а над жидом, который совращает, развращает и закабаляет души наших русских сестер, разрушает их психику и мораль, превращает их в членов своей тайной сексуальной секты! И пусть они хоть сто раз все отрицают! Когда мы предъявим их суду, вся публика и пресса возненавидят его точно так, как вы, — только за то, что эти девки так сногсшибательно красивы!
Но когда Барский вернулся в Москву, ему пришлось отвлечься от операции «Дева».
Срочно, секретно
Начальнику Пятого Главного управления генералу Свиридову А. К.
ОПЕРАТИВНОЕ УКАЗАНИЕ
В связи с прибытием в Москву 21 августа с. г. лидера ООП Ясира Арафата и в целях упреждения нежелательных эксцессов, принять меры по изоляции на срок с 20 по 25 августа всех активистов сионистского движения, а также всех лиц, представляющих потенциальную угрозу успешному пребыванию товарища Арафата в Москве.
О выполнении доложить.
Первый заместитель председателя КГБ СССР генерал-майор С. Цвигун
Москва, 17 августа 1978 г.
Резолюция:
Начальнику Отдела «Е» полковнику Барскому:
К НЕМЕДЛЕННОМУ ИСПОЛНЕНИЮ!
О ВЫПОЛНЕНИИ ДОКЛАДЫВАТЬ ЕЖЕДНЕВНО.
Начальник Пятого управления генерал Свиридов.
Барский вздохнул: конечно, Ясир Арафат летит в Москву из-за неожиданного предательства Анвара Садата, египетского президента, который месяц назад вдруг запретил коммунистическую партию, выслал из Египта всех советских советников и затеял прямые переговоры с Израилем. Но везет же жидам! Мерзавец Рубинчик даже не подозревает, что благодаря Ясиру Арафату он пробудет на свободе еще несколько дней.
34
Это была очередь за персиками. В гастрономе «Таганский» на Таганской площади. Самая заурядная очередь, каких сотни в Москве то тут, то там по случаю появления в продаже болгарских помидоров, финской обуви, турецкой халвы или кубинских бананов. Впрочем, летом этих очередей еще больше — за яблоками, огурцами, арбузами, картошкой, вишнями, клубникой и т. п. В расчете на эти авось подвернувшиеся по дороге фрукты и овощи люди не выходят из дому без плетеных сумок-«авосек», кошелок, портфелей. И всюду в Москве — в метро, в автобусах, в трамваях — эти емкости с дневной добычей…
А эта очередь была за персиками — крупными, крымскими, с ворсистой кожицей на подрумяненных южным солнцем боках. Рубинчик решил, что ему повезло: в очереди всего человек сорок, значит, стоять недолго, ну — полчаса. Зато в воскресенье, когда он поедет к детям в Люберцы, у них будет праздник.
— Вы последняя?
— Я, — не повернувшись, ответил какой-то русый женский затылок с волосами пучком и дужками очков за ушами.
— По сколько дают?
— По три кило, — буркнул затылок, увлеченный каким-то чтением.
— В одни руки? — сострил Рубинчик, у него было хорошее настроение.
Затылок в недоумении повернулся, и, как только Рубинчик увидел это лицо, жаркий, как сполох, удар крови по венам буквально прервал его дыхание. Словно он случайно взялся рукой за высоковольтный провод.
