Хотя в сауне несколько помещений — парилка, бассейн, раздевалка, бильярдная и прочее, — но на самом деле все голые и все на виду. Появляются Зарема с Никой, Зарему никто в упор не видит, а Савельев крутится возле Ники, купает ее в бассейне и вообще безумно хочет. А Мартин, глядя на это, тоже — автоматом. Потому что Савельев очень эмоционально ее превозносит, а у них с Мартином глубокие душевные связи. И я поняла, что тут никакой подстройки с переключением быть не может. Тем паче что Мартин меня избегает, я это звериным чутьем чувствую. Если я захожу в парилку, он выходит. Если я захожу в бассейн, он выходит. Я себе говорю: «Да Бога ради, пусть человек развлекается. Все-таки это сауна, все на виду, ничего страшного не случится, даже если Мартин и Савельев вдвоем эту Нику в бассейне полапают. А ночью я проведу подстройку с переключением, и на этом все кончится. То есть я поступила безумно беспечно, я же не знала Зареминых замыслов».
К тому же там был Илюша, очень классный мальчик, третий еврей в моей жизни. По-моему, он голубой, но такой нежный и родной, как котенок. И я не то что им увлеклась до беспамятства, но мы с ним танцевали, парились, плавали в бассейне. Он недавно вернулся из Израиля, где учился в школе для религиозных мальчиков. И он был трогательный, застенчивый. Мы с ним сидели, разговаривали, и вдруг я нечаянно подняла глаза и увидела Мартина. Он бежал. Вообще, в сауне считается неприличным, когда мужчины возбуждены и это видно. Есть некое негласное правило, как на нудистском пляже: если возбудился, ложись на живот и не показывай. А если возбудился в бассейне, когда купаешься или плаваешь, то подумай о мировой экономике и только потом выйди. А тут я вижу Мартина с безумными глазами и огромным возбужденным членом. И он пронесся мимо нас. Я поняла, что он меня просто не видит. Что делать? Порой приходится дать мужчине полную свободу. Если человек двинулся, если он затуманен, его нельзя трогать, это бесполезно, ты станешь врагом номер один. Дай ему выплеснуться, а потом действуй. И минут через пять Мартин подбегает ко мне уже с полотенцем на поясе, хотя то, что там дыбится под полотенцем, просто невозможно скрыть. И говорит: «Аленка, ты представляешь, Ника такая классная!» И стал про нее что-то рассказывать. Конечно, у меня некое раздражение возникло, я говорю: «Мартин, Бога ради!» И отвернулась. Он убежал. Но мое-то спокойствие уже нарушено, я ощущаю дискомфорт. Ревность — не ревность, но все смотрят и все все видят, а это нехорошо. Хотя я наверняка знала, что с Никой сейчас Савельев, а Мартин просто так сбоку козликом резвится, он никогда не покусится на девушку, которая нравится его кумиру и другу. К тому же мы с ним как-никак официальные жених и невеста. Тут вдруг опять возвращается Мартин, прерывает мой разговор с Илюшей, берет меня за плечи и говорит на ухо: мы будем заниматься любовью. И я, наивная, думаю: ну вот, настало мое время, он перевозбудился при помощи Ники, а я сейчас воспользуюсь результатом. А там куча комнат, и я думаю: только бы мне не угодить в комнату, где Савельев с Никой занимаются. И в таком своем романтическом сексуальном возбуждении и самодовольстве, что я такая мудрая — смолчала, проигнорировала, выждала и сейчас получу за это награду, — захожу в темную комнату и жду Мартина. Три минуты, пять минут — его нет. Ах, черт, думаю, я перепутала комнаты! Может, он ждет меня в какой-то другой? Но где? И я начинаю очень интенсивно передвигаться по сауне в поисках Мартина. Моя женственность уже готова, она в состоянии начала, и я понимаю, что Мартин тоже в таком состоянии, только где он находится, непонятно. Мне эта сауна вдруг показалась тайгой какой-то. Стоят какие-то люди, каждый меня останавливает, заговаривает со мной, но у меня неотложная цель, и мне показалось, что я ищу час. Что это какой-то огромный дом, и я, как во сне, знаю, что где-то меня ждет мой любимый, а не могу его найти уже целую вечность. Настолько у меня время вытянулось. И я забегаю в душевые и вдруг вижу своего Мартина и эту Нику — они занимаются петтингом прямо под душем!
Это был публичный плевок, это была пощечина!
Они делали это при всех.
Я никогда не устраивала Мартину скандалов. И я никогда не буду мешать мужчине делать то, что он делает. Но для меня это было огромное оскорбление. И унижение самой последней степени. Потому что меня можно обзывать как угодно, сказать, что я глупая, последняя дура и прочее. Я это признаю, я скажу: «Хотя в принципе я умная, но в чем-то я все-таки, наверно, глупа». Но сказать, что я не женщина, — куда же пасть еще ниже? Ведь моя женственность — это единственное, что во мне было всегда! Что невозможно ни отнять, ни оспорить! Допустим, я некрасива, но я женщина! Допустим, я глупая, но я женщина! А тут было отобрано последнее!
И я пошла в общую комнату, где телевизор, села на диван и думаю: «Только бы не расплакаться и не наорать ни на кого». Хотя я обычно не кричу на мужчин. Но если я обижена чем-то, я делаюсь циничной и ехидной. Поэтому я приказала себе молчать. При том, что окружающие стали меня как бы жалеть. Это меня вскипятило, просто кидануло вообще вверх. Черт подери, меня жалеют! Да это же предел, тьма-тьмущая, это мое полное фиаско! Меня жалеют! Ко мне подходит хозяин сауны и говорит: «Знаешь, Алена, твой Мартин сволочь, но я тебя в обиду не дам». Потом подходит эта змея Зарема со своей улыбкой: не бери в голову, ты у нас все равно самая лучшая! А мне все эти похвалы… — да лучше бы они сказали, что так мне, дуре, и надо! Это бы мне больше помогло, это бы меня укрепило.
Короче, некоторое время прошло, я не успокоилась. И тут появляется Мартин, садится рядом, обнимает меня за плечи и говорит эдак интимно: «Алена, сейчас мы идем заниматься любовью втроем с Никой». Я развернулась и громко, так, чтобы все слышали, говорю: «Мартин, ты идешь, куда ты хочешь, я не иду никуда!» Эта фраза была настолько четко сказана, что все вокруг смолкли. Он побледнел: «Как ты смеешь со мной так разговаривать?» Я говорю: «Мартин, если ты еще минуту будешь касаться меня своими грязными руками, ты меня больше вообще никогда в жизни не увидишь!» Все молчат, но все всё видят и слышат. Я слегка разворачиваюсь к нему спиной, и его рука падает с моего плеча. Он встал и ушел. И тут я вижу сияющие глаза Заремы. Я начинаю что-то соображать, но мне уже на все плевать, меня понесло, я ушла на кухню и стала пить. Хотя я пью очень редко или практически никогда. Но тогда я понимала, что что-то нужно сделать, как-то себя разрядить и выразить.
Я не знаю что потом происходило в сауне, я была на кухне. Ко мне пришла моя подруга Наташа, единственная, с которой Мартин еще не спал, и мы с ней просто поговорили от души о том, что меня снедало. Потом все вышли из сауны огромной толпой. Было очень поздно. Не было ни автобусов, ни метро, это было в три или в четыре утра. Все стали ловить такси, а мы с Наташей ушли вперед. Светало, было раннее утро. Я оборачивалась с глазами, как у раненого быка, и видела, что он идет под ручку с этой Никой. Меня от этого колотило, как ненормальную. Я не ревела, я была в ярости. Я шла и громко говорила Наташе, что я ненавижу Савельева, потому что он подкладывает своим друзьям этих чертовых аспиранток. Зачем ему это надо и чего ему не хватает? Все в таком духе. Это продолжалось всю дорогу, я была в состоянии аффекта. Впервые в жизни я лишилась своей мудрости, терпения и так ярко, при всех, сжигала себя. И тут Зарема подкладывает мне вторую свинью. Она рассказывает Савельеву, что я матерю его на весь Мичуринский проспект. А дорога-то длинная, мы шли по ней, заворачивая к трамвайному кругу и надеясь поймать первый трамвай. Мартин все шел за ручку с Никой. И тут меня догоняет Савельев. Хватает за плечи и разворачивает к себе. И я вижу, что он тоже в ярости. Он на меня: что ты несешь? как ты смеешь? Я на него: «Знаешь, Павел, пошел ты к черту! Плевала я на твою аспирантуру и на твоих аспиранток!» И толкаю его в живот. Но он сильный, он меня не отпускает. Я его отталкиваю, я вырываюсь, мы с ним практически деремся. И он видит, что я просто в невменяемом состоянии, он говорит: успокойся. А я не могу. Тут подбегает Илюша и говорит: только не деритесь! А я уже не способна остановиться, у меня истерика, сопли и слезы. И тогда Савельев сделал то, что я когда-то сделала с маленьким «эпилептиком», сыном хозяина сауны. Он меня прижал к себе крепко-крепко. Я еще, как маленький ребенок, колошматила его в живот кулаками, пытаясь вырваться. Но поняла, что это уже смешно. И выдохлась. А он впервые визуально увидел, что мне плохо. Никогда это раньше так явно не проявлялось. Он говорит: «Все, успокойся. Давай разберемся. На самом деле я эту Нику держал для себя. Она мне безумно нравится. И вдруг я вижу, что Мартин, как десантник, прыгает к ней в бассейн и начинает ее охаживать. Я, конечно, со своим животом не могу с ним сравниться. А Ника на него клюет. Ты понимаешь, как мне обидно? Я ее в Архангельске нашел, я ее в Москву вытащил, она для меня свет в окошке, а он таким наглым образом просто выдрал ее у меня из зубов! А ты говоришь, что я ее подкладываю!»
