Засмеялась и отошла от меня, так ничего и не сказав.
Мы выступили. Еще до отхода произошла короткая стычка Льва
Михайловича с Вадюниным. На наших повозках были укреплены брезентовые фургоны
для защиты от дождя, а Сокольский приказал их снять, чтобы красные не начали
садить по ним из пушек, потому что они в степи издалека видны. Вадюнин
возмутился: а вдруг дождь, раненые промокнут, да и теплее под брезентом!
Сокольский холодно ответил:
— Да уж лучше замерзнуть, чем под обстрел попасть. Все, мои
приказы не обсуждаются!
И ушел. Вадюнин холодно посмотрел ему вслед, а Малгожата
захихикала.
Между прочим, Сокольский оказался прав, потому что однажды
мы стояли в перелеске во время боя, затаившись, с тремя двуколками раненых, и
вдруг вдали на рельсах показался красный броневик, который на всех парах шел к
центру боя. Мы дышать перестали, нас не заметили. А были бы фургоны? Конечно,
перебили бы всех.
А погода, между прочим, стояла прекрасная всю неделю, что мы
пробыли в походе, ни капли дождя не упало.
Но это я забегаю вперед.
* * *
— Нет, нет, мсьедам, вы почти все продолжаете делать
фирулет! Я же хочу увидеть мулинет! Конечно, фирулет — более выразительная
фигура, более протяженная эмоционально и зрительно: партнерша делает четыре
хиро на 90 градусов, в то время как при мулинет — два по сто восемьдесят. Но
фирулет мы уже отработали, фактически мы делали его в правом повороте, где он
заканчивается очо кортадо. А сейчас мне нужен мулинет, чтобы вы как следует
порепетировали не только крузадос и хирос, но также и адорно, а именно —
энтрадос и карисьяс.
— Очо кортадо — прерванная восьмерка или прерванный поворот
по кругу, — пробормотал Мишель. — А сейчас maman хочет, чтобы мы отработали не
только закрещивания и повороты, но и украшательства, а именно входы и ласки.
Это он для Алены старался, конечно. У нее все еще голова шла
кругом не только от беспрестанных хирос, стало быть, поворотов, но и от
испанской терминологии, которой так и сыпала мадам Вите, не слишком-то заботясь
о переводе на французский. Однако здесь и впрямь собрались люди, поднаторевшие
в аргентинском танго и с полуслова ее понимающие. А Алена, если бы не Мишель,
который знал, конечно, всю терминологию и оказался поразительно сильным и
умелым партнером, вообще не смогла бы танцевать, особенно учитывая каблуки, а
главное, соседство Руслана и Селин. Вроде бы они совершенно не обращали на
Алену внимания, были заняты только друг другом и танцем (кстати, двигались они
довольно неуклюже, Селин то и дело норовила отклячить зад, так что мадам,
которая очень следила за стойкой, звонко шлепала ее по попе.., пару раз,
впрочем, досталось и Алене, да и некоторым другим дамам перепадало!), однако
Алене стоило больших трудов избавиться от паники, в которую ее повергла
внезапная встреча с неприятной парочкой.
— Кто эти двое? — спросила она у Мишеля, пока мадам Вите
(она оказалась такая же рыжая, как ее сын, но маленькая и тоненькая, словно
девочка) звонким голосом делала что-то вроде вступительного доклада, состоящего
из прелестных афоризмов и рассуждений:
— Поэт Энрике Сантос Диссеполо, писавший стихи и музыку
танго, сказал однажды: «Танго — это грусть, заставляющая танцевать». Почти в
одно время с ним парижский кардинал Аметт заявил: «Человек, считающий себя
христианином, не может принимать участия в этом безобразии». Римский папа
Бенедикт XI утверждал: «Этот грубый, непристойный танец оскорбляет семью и
общество!», а кайзер Вильгельм просто-напросто издал приказ, запрещающий
офицерам германской армии танцевать «похотливый и возмутительный танец», если
на них надет мундир. Сейчас у нас урок, мы прежде всего отрабатываем движения и
заботимся не о взаимных симпатиях и антипатиях, а только о технике. Но на
милонге вы должны будете помнить, что танго — не просто шаги, а прежде всего —
настроение. Это, конечно, танец для взрослых людей с эмоциональным опытом. Ведь
танго обостряет наши чувства, создает эмоциональную близость с другим
человеком. Танцуя танго, мужчина чувствует себя мужчиной, а женщина — женщиной,
танец — разговор между ними. В танго между мужчиной и женщиной происходит
гораздо больше, чем видно снаружи. Можно танцевать с тем, кого ты раньше
никогда не видел, и полностью понимать друг друга. Конечно, каждый чувствует
танго по-своему, у каждого из нас оно «свое», но, как говорят в Аргентине,
«Esto es Tango», танго — это танго.
Все зааплодировали, мадам Вите направилась к огромному
музыкальному центру, чтобы поставить диск, и Алена заметила, что Руслан смотрит
на нее со странным выражением, как человек, который пытается что-то вспомнить,
но не может. У нее просто мороз по коже прошел!
— Кто эти люди? — повторила она.
Мишель наконец услышал вопрос, обернулся — и широко
улыбнулся Руслану, а потом помахал Селин.
— О, это социологи, — весело сказал он Алене, — Чуть ли не
единственные нормальные ребята из приятелей мадам Зерван. У Селин с ней
какое-то очень дальнее родство. У мадам никого нет, кроме старенькой maman, но
они не в ладах, бабуля тут вообще не появляется, поэтому мадам Зерван очень
любит Селин и постоянно приглашает ее к себе. А Руслан — друг Селин, ее парень,
поэтому они часто здесь бывают и, если могут, норовят прийти к нам и
потанцевать. Они стараются не пропускать уроков танго, правда, они оба
безнадежны, совершенно безнадежны как танцоры.
— Я тоже безнадежна, — пробормотала Алена.
— Вовсе нет! — пылко уверил Мишель. — Вы отлично чувствуете
партнера и легко ведетесь, правда, иногда вас заносит в самостоятельность, а в
танго ведет партнер, именно партнер, иначе будет невозможно танцевать. Понятно?
— Понятно, — со вздохом кивнула наша героиня,
эмансипированность которой вообще была чрезмерно развита и касалась не только
танцев. — А.., слушай, ты уверен, что они социологи? Они где работают?
— Ну, этого я не знаю, — пожал плечами Мишель. — Наверное, в
каком-нибудь научном центре, где занимаются социальной психологией. Они готовят
какую-то совместную работу насчет современных религиозных организаций. Что-то
такое рассказывали, да я забыл. Вроде бы они ходят, раздают людям листовки
разных сект, а сами исследуют их реакцию. Кажется, так.
Боже ты мой, как все просто! То-то Руслан и Селин так
внимательно пялились на Алену там, около Сакре-Кер, — они исследовали ее
реакцию, оказывается. А она напридумывала страхов…
И все равно ей было не по себе, она чувствовала присутствие
неприятной пары кожей, и это изрядно отравляло ей удовольствие от урока.
