Она кое-как заправила конец бинта под намотанные кольца,
одернула брючину, однако не сделала и пяти шагов, как бинт размотался. Снова
остановилась, снова перебинтовала ногу, снова пошла… Тот же результат.
Нет, этот номер не пройдет, придется брать такси и ехать…
Алена прислушалась к своим ощущениям.., придется ехать к хирургу. Неподалеку от
рю де Прованс, на бульваре Осман, находится медицинский центр, который так и
называется: «Осман». И надо спешить: еще полчаса — и левая штанина просто
лопнет на неудержимо распухающей коленке. По пути придется позвонить в Москву,
в страховую компанию «Югория», поставить их в известность: мол, упала и,
кажется… Неужели все-таки перелом?!
А кстати, как по-французски перелом? Ну, она скоро узнает
это слово!..
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗОИ КОЛЧИНСКОЙ
Ночью увели всех офицеров, еще остававшихся в камере. Больше
я их никогда не видела. А на другой день нас, оставшихся, развели по разным
камерам. До тюремного начальства вдруг дошло, что опасно держать вместе мужчин
и женщин. Более того — начали отделять политических от уголовников, поэтому в
нашей бывшей камере остались воровки и женщина-убийца, а к ним должны были
подселить товарок по ремеслу из других камер. Девочку, сдававшую комнаты
офицерам, и старуху, замышлявшую убийство Ленина, отвели вместе к самым опасным
политическим преступникам. А меня отправили в общую женскую камеру, где
находились лица вроде меня: на которых лежало подозрение, но вина которых была
не доказана.
Как будто была доказана вина той несчастной старухи! Ее ведь
терзали за одни только пустые, бредовые мечтания!
Новая камера была похожа на предыдущую, только чище,
просторнее, прохладнее, воздух в ней был свежее, хотя и холоднее, поэтому я не
один раз вспомнила добрым словом Малгожату, оставившую мне свою камизэльку.
Наверное, если бы не она, я разболелась бы всерьез, и так-то простудилась и
несколько дней провела, лежа на нарах, почти все время спала, едва открывая
глаза, когда приносили еду, и ела просто через силу.
На своих товарок по заключению я почти не обращала внимания,
хотя по каким-то репликам поняла, что тут были в основном жены офицеров, а
также несколько учительниц, которых посадили то ли затем, чтобы они не учили
красных детей белым премудростям, то ли потому, что красные дети вообще ни в
каких премудростях не нуждались, их, верно, с колыбели готовили на роль убийц.
Были также актрисы из местной оперетты, которых чаще других таскали на допросы,
кончавшиеся всегда насилием. Женщины эти были едва живые. Впрочем, почти все
обитательницы нашей камеры испытали на себе гнусность представителей новой
власти, которые пользовались ею по своему произволу, а что меня не трогали, так
спасала моя болезнь — жар у меня какое-то время держался. А может, я с моей
худобой казалась им непривлекательной, за что благодарила господа.
Город Свийск хоть и считается большим, а все же мир тесен,
так что и в нашей камере увидела я одну свою знакомую. Она меня не тотчас
узнала, а мне долгое время казалось, будто она мне в бреду мерещится, столь
плохо я себя чувствовала. Но потом я поняла, кто это. Встречались мы с ней три
года назад. Война с германцами тогда еще продолжалась, через Свийск шли
санитарные эшелоны, многих раненых оставляли в лазаретах и большом военном
госпитале, которым славился наш город (в том самом госпитале, который потом
красные сожгли), и я попросилась туда работать добровольной помощницей. Тогда я
ни к чему еще не была годна, дела сестринского не знала, и меня поначалу
определили выносить и мыть грязные тазы и инструмент после операций. Но так
вышло, что в первый же день я увидела в одном таком тазу отрезанную ногу
какого-то несчастного и немедленно упала в глубокий обморок, из которого меня
едва вывели. С тех пор меня определили помогать в палатах — письма писать, полы
мыть, а больше всего я работала в материальной комнате (на складе) нашей
перевязочной — скатывала бинты, готовила вату для операций… Работы было очень
много что у меня, что у другого медицинского персонала, мы дежурили по
несколько суток подряд, спали урывками в комнате, где были сложены носилки,
прямо на этих носилках, но меж нами царила дружба и отношения складывались
теплые.
