– Спроси ее, – сказал жене Грущо, – на фига им индийская поэзия?
– Очень просто! – объяснила Овидия. – Научно доказано, что самый высокий IQ бывает у людей с метафоричным мышлением. А метафоричное мышление развивает только поэзия, ничего больше! Прошу вас!
С этими словами Овидия открыла тяжелую дубовую дверь одного из восьми университетских корпусов, и супруги Грущо увидели то, что меньше всего предполагали увидеть в этом старинном и даже, мы бы сказали, чопорном европейском университете. В большом полутемном вестибюле с высокими потолками и стенами, украшенными портретами великих физиков и математиков, прямо на мраморном полу была огромная свалка старых компьютеров, мониторов и ноутбуков. Видя изумленные лица посетителей, Овидия улыбнулась:
– Это для ребят. Они разбирают этот хлам и собирают из него удивительные проекты – модели машин и кораблей на солнечных батареях, луноходы, стимуляторы сердечной и мозговой активности и, конечно, самые фантастические роботы, которые даже мистер Лукас берет в свои фильмы! Так что еще неизвестно, кто тут кого учит. А вот и наша столовая. Зимой тут конференс-холл, а летом мы ее используем для ленчей, чтоб ребята время не теряли. Как по-вашему, сколько стоит обед с Биллом Клинтоном?
Оба Грущо, остановившись перед дверью в столовую, в недоумении пожали плечами.
– Так вот, чтоб вы знали, в Японии и Китае за честь пообедать с Биллом Клинтоном ему платят 200 тысяч долларов! А у нас ребята обедают с ним совершенно бесплатно, и еще он сам платит за свою еду шесть баксов! – И Овидия открыла дверь в столовую.
Там, за десятью круглыми столами, сидели и ели свои ленчи 12—14-летние подростки со своими именитыми учителями – Биллом Гейтсом, Биллом Клинтоном, Джорджем Лукасом, Михаэлем Лайтманом и прочими гениями и нобелевскими лауреатами.
– Видите? – сказала Овидия. – Тут за каждым профессором, который приезжает к нам на неделю сам, за свои деньги, закреплен отдельный стол. Он садится обедать, а ребята – каждый, кто хочет – подсаживаются, едят с ним свои ленчи и общаются. То есть занятия у нас не прекращаются ни на минуту, понимаете? А вот и ваши Виктор и Андрей, они, конечно, за столом с Зукербергом и хакером Шином.
– Обалдеть! – тихо сказала Катя мужу. – Может, не надо их забирать?
– Надо! И срочно! – ответил он.
А Овидия уже громко позвала:
– Victor! Andrew! Your parents are here!
[18]
Виктор и Андрей изумленно повернулись. Майор Грущо издали махнул им рукой, и они нехотя поднялись, подошли к двери.
– Привет! – недовольно сказал Андрей родителям. – Что случилось?
Грущо кивком головы приказал им обоим следовать за ним, вышел из столовой и там тихо распорядился:
– Значит, так! Без разговоров! Игра с ночными снами закончилась! Срочно собирайте свои вещи, и мы мотаем отсюда, пока вас не загребли в ЦРУ. Понятно?
Андрей хотел что-то сказать, но Грущо столь же тихо, чтоб не слышала Овидия, приказал:
– Заткнись! Если я вас вычислил, то и для ЦРУ это как два пальца обмочить! Быстро за вещами! Или вы хотите отдать свое изобретение цээрушникам? Они вас будут пытать, как террористов в Гуантанамо. И даже хуже!
Это подействовало – Андрей и Виктор переглянулись, выругались сквозь зубы по-английски и через семь минут уже тихо, как мыши, сидели на заднем сиденье «тойоты-камри», которая стремительно катила вниз по извилистой 209-й дороге.
21
Суть открытия
– На хрена?! – громко вопрошал Грущо, ведя машину, и даже стучал кулаком по рулю. – Нет, я вас спрашиваю: на хрена вы сочиняете эти сны? И какого хрена лезете в американскую политику? Вы что, хотите тут оранжевую революцию устроить?
Но ребята отмалчивались, глядя в боковые окна «тойоты» на летящие мимо кедрачи, сосны и дорожные указатели с фигурками оленей.
Катя, сидевшая рядом с мужем на переднем сиденье, повернулась к Виктору:
– Витя, ты своей маме звонил?
– Нет. А что? – спросил Виктор.
– А у нее есть компьютер?
– Не-а…
– То есть она вообще ничего не знает?
– О чем?
– Ну, про сны…
– Думаю, что нет.
– И слава Богу… – Катя повернулась к переднему окну.
– Хорошо, успокоились, – сказал сам себе Грущо. – Сейчас два часа дня, а самолет у нас в семь вечера. Мы даже успеем пообедать в каком-нибудь ресторане. А теперь, вундеркинды, доложите, как вы это сделали?
Но ребята продолжали молчать.
– Андрей, я тебя спрашиваю!
– Что ты имеешь в виду? – хмуро спросил Андрей, держа на коленях свой рюкзак.
– Как вы через этот гребаный Интернет внушили всем эти сны?! Ну! Объясни!
– Папа, ты не поймешь…
– Конечно! – Грущо, вновь закипая, повернулся к жене: – Ты видишь? Он вундеркинд, а я для него тупой мент! Валенок!
– Я так не сказал, – поспешно отозвался Андрей.
– А что ты сказал? А? Ты на всю Америку рассказал то, что я только тебе рассказывал про твоего дедушку! Но ты думаешь, они поняли? Посмотри вокруг – они что-нибудь сделали после вашего предупреждения? А? Уже три дня прошло! И что изменилось? Нет, дорогой, они слишком сытно живут, чтобы действительно защищать то, что имеют! Гляньте на эти надписи вдоль дороги! Вот и вся их защита! А я… Имею я право знать, ради чего я прилетел сюда из России? А? Имею? Не бойтесь, в этой машине нет прослушки.
Ребята переглянулись.
– Ну хорошо, слушай, – сказал Андрей. – То, что ты видишь на этих плакатах, только верхушка айсберга. А на самом деле там в каждом доме люди уже забивают подвалы продуктами на случай обамовской революции. И даже по радио и Интернету уже в открытую рекламируют food-insurance продовольственные контейнеры на тридцать дней и на три месяца! Это если чернь пойдет громить магазины…
– Откуда ты это знаешь? – удивленно повернулась Катя.
Андрей пожал плечами:
– От ребят, с которыми мы жили в лагере…
– Хорошо, – сказал Грущо. – А что по поводу вашего изобретения? Что вы такого изобрели, что я должен спасать вас от ЦРУ и КГБ? Ну! Говорите!
Андрей снова посмотрел на Виктора, но тот индифферентно отвернулся к окну. Андрей вздохнул:
– Ладно, папа. Попробую объяснить. Вся фишка состоит из трех частей. Часть первая: видеотека. Это как, например, русско-английский словарь, только не из слов, а из видеоизображений. Ну, чтобы было понятно, ты знаешь такие стихи: «Белеет парус одинокий в тумане моря голубом»?
– Лермонтов, – сказал Грущо.
– Не совсем, – уточнила Катя. – Это Лермонтов перевел из Томаса Мора.
