— А вот тут вы лжете! — вскочил Вирхов. — Я в политике разбираюсь не меньше, чем в анатомии, а вы не знаете ни того, ни другого!
— Что ж, — ответил министр-президент, — в таком случае я не чувствую себя обязанным придерживаться хорошего тона и приличий. Вы, герр Вирхов, назвали меня лжецом, и я вызываю вас на дуэль! Можете выбирать оружие. Шпаги, пистолеты — что угодно! Проверим, кого изберет Господь.
Ландтаг взревел от возбуждения, депутаты повскакали со своих мест, а счастливые репортеры бегом устремились из зала в свои редакции.
8
Брюссель, без даты
Стуча сандалиями, Кэтти с газетами в руках пробежала по авеню дэ Фрэ, вихрем пронеслась мимо гренадера-охранника в особняк-резиденцию российского посланника, стремительно взлетела вверх по лестнице и, ворвавшись в свой будуар, плюхнулась за столик, стала писать — размашисто и стремительно:
«Дорогой дядюшка! Я борюсь с искушением немедленно ехать в Берлин, настолько я опасаюсь за Вас! Этот несчастный Вирхов еще жив? Право, я боюсь, что Ваша жизнь сейчас больше под угрозой, чем во время всех наших сумасшедших проделок в Биаррице…»
Тут в оставленную открытой дверь вошел Николай Орлов с телеграммой.
— Успокойся, — сказал он. — Пришла телеграмма из Берлина: Вирхов от дуэли отказался.
Кэтти облегченно откинулась в кресле и шумно перевела дыхание.
Николай подошел к столику и взял ее письмо.
— Гм… — сказал он. — Знаешь, если бы у меня в миссии была должность шиффрера, ты была бы первым кандидатом.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что, читая твои письма, я не знаю, от кого ты шифруешься — от почтовых доносчиков или от меня?
Голубые глаза у Кэтти стали серыми и холодными:
— Конечно, от тебя, дорогой. Сначала по приказу Горчакова ты отвез меня в Биарриц, чтобы сблизиться с Бисмарком. А когда ради этой близости он спас Россию от войны с Европой, ты закатываешь мне сцены ревности.
Он побледнел:
— Ты сказала «ради близости»? Неужели ты?..
— Неужели я — что? Договаривай!
— И договорю! Ты… Ты спала с ним?
Выдержав паузу, Кэтти высокомерно усмехнулась:
— Конечно нет. Но это… Это не избавляет тебя от выбора.
— Какого еще выбора?
— Когда-нибудь тебе все-таки придется решить, что для тебя важнее: верность жены или верность России?
Николай в упор посмотрел в ее насмешливые глаза, затем швырнул на стол письмо и вышел.
Кэтти устало откинулась на спинку кресла и какое-то время сидела с закрытыми глазами. Потом, шумно выдохнув, склонилась над своим письмом.
«Бедный, любимый дядюшка! Берегите себя, Ваша племянница хочет в октябре карабкаться с Вами по самым крутым скалам и плавать, как сумасшедшая !..»
Господи, какая удача, что они познакомились именно в Биаррице! Можно в каждом письме обращаться к этому Биаррицу, как к тайному коду и — ведь прав Николай! — шифровать его прелестями свои чувства и планы…
«…Засим предостерегаю Вас и предупредите от моего имени господина Вирхова. „Pardon“ — нехорошая Кэтти всегда немного дерзит! Значит, Вы приедете в Биарриц, я рассчитываю на это, ведь Биарриц без дядюшки немыслим, и я предвкушаю встречу с Вами. Напишите мне, иначе я стану думать, что Вы сердитесь на меня…»
9
Биарриц. 5 октября 1865 г.
Прекрасные пейзажи солнечного юга Франции мелькали за окном поезда. А чуть позже не менее замечательные виды одного из лучших курортов Европы медленно плыли за окнами двух карет — красивой пассажирской, на которую оглядывались курортники, знающие толк в дорогих экипажах, и второй, багажной, нагруженной чемоданами, сундуками и корзинами. Простучав колесами по каменным и брусчатым мостовым Биаррица, кареты подъехали к гостинице.
Гардер, хозяин отеля, и гостиничный портье подбежали к первой карете, портье открыл дверцу и подал руку Иоганне.
Иоганна, роскошно одетая, ступила на землю.
— Графиня Бисмарк! — радушно приветствовал ее Гардер. — Добро пожаловать в Биарриц!
Кучер и слуга принялись снимать чемоданы и сундуки с грузовой кареты.
Граф Отто фон Бисмарк — огромный, тяжелый, в прекрасном костюме цвета сливочного мороженого и с курительной трубкой — не спеша выбрался из кареты вслед за Иоганной, и Гардер радостно распахнул руки:
— Граф Бисмарк! Бонжур! Коман сава? Мы счастливы снова видеть вас!
Вслед Иоганне, вошедшей в гостиницу, слуги потащили корзины и чемоданы.
— Bonjour, mon ami! — сказал Гард еру граф Бисмарк. — В каком номере Орловы?
— Орловы? — удивился Гардер. — Они же аннулировали reservation.
— Как аннулировали? — оторопел Бисмарк.
— Неделю назад княгиня Катарина телеграфировала мне из Torquay на Английской Ривьере, что из-за холеры они остаются в Англии.
— Что? — еще больше изумился Бисмарк. — В Англии холера?
— Нет, она написала, что это у нас тут холера.
— А тут холера?
— Да что вы! — Гард ер всплеснул руками. — Боже упаси! Наоборот, в этом году у нас тут пол-Европы, весь французский двор, сам Наполеон Третий! И, кстати, мне велено передать: завтра император ждет вас у себя на вилле Эжени!
— Так они не приедут!.. — Бисмарк в сердцах сломал курительную трубку и отшвырнул ее в сторону.
Где-то вдали, над морем прогремел гром.
10
Биарриц. 6 октября 1865 г.
В апартаментах отеля Бисмарк — небритый, взлохмаченный и полуголый — сидел у стола, а за окнами проливной дождь бил по булыжной мостовой и море ревело и белело от пенистых волн.
— Ты писал ей, что приедешь со мной? — спросила Иоганна.
Бисмарк не ответил. Мрачно держа в одной руке пригоршню вишен, а в другой пригоршню креветок, он по очереди жевал и проглатывал и то, и другое.
— Ты помнишь, что тебя ждет французский император? — напомнила Иоганна.
Бисмарк доел креветки и молча раскурил сигару.
Не дождавшись ответа, Иоганна обиженно ушла в другую комнату.
За окнами — все тот же проливной дождь, гром и молнии.
Бисмарк сел к столу, обмакнул перо в чернильницу.
«Дорогая Катарина! Вы подвели меня, сыграв со мной злую шутку. В Биаррице никогда не было холеры. И Вы оказали бы мне большую услугу, если бы сразу сообщили, что Ваши планы изменились, как Вы известили об этом господина Gardere. Ведь это было за неделю до моего отъезда из Берлина…»
