Бисмарк, улыбаясь в пепельные усы, поднял свой бокал красного вина и посмотрел через него на просвет. Самое поразительное — вовсе не то, что он таки завоевал и получил ее. Нет, самое поразительное, что никакие любовные страсти не изменили озорной характер ее практически детской натуры. Может быть, так непосредственно и естественно ведут себя какие-нибудь африканские или тайские дикарки, но чтобы княгиня! Чтобы плотские страсти были для нее такой же музыкой, как Шопен и Бетховен, а музыка — душой ее плоти…
«Мне кажется, это сон»…
13
«Каким легким становится его сумрачное сердце, когда он неделями бездельничает на берегу моря, в компании иностранцев, любуясь на красивую, почитаемую им женщину; даль, свет, синева, море, здесь жарче солнце, ярче платья женщин, легче сам язык: для немца это сон» (Э. Людвиг . «Бисмарк»).
«Эта идиллия длилась 17 дней» (А. Палмер. «Бисмарк»).
«У него не было любовниц — даже роман с Катериной Орловой — и то под вопросом. Протекал он как-то странно — с ведома супругов обеих заинтересованных сторон» (Б. Тененбаум. «Отто фон Бисмарк и его Второй Рейх»).
14
Париж. 25 октября 1864 г.
«Дорогая Кэтти, потеряв Вас из виду, я пытался удержать связь, смотря на горы, которыми мы с Вами так часто восхищались, пока и они не скрылись за елями… Я чувствовал себя так, как бывает, когда ты едешь в поезде и наслаждаешься прекрасным видом из окна, но вдруг поезд ныряет в туннель, и вокруг тебя только темнота и стук колес…»
Биарриц. 27 октября 1864 г.
«Дядюшка, милый дядюшка!
Нет смысла рассказывать Вам, как нам не хватает Вас, в особенности мне. Брожу в одиночестве с верным Медором по всем горным вершинам. Дядюшка, мне больно говорить Вам, насколько чудесно сегодня море! Мы ходили к маяку, Медор и я, были в гроте и на террасах! Море восхитительно — волны тише, чем в последнее время, но все же оно неспокойно… пена поднимается так высоко, что пару раз я даже промокла… Но я не делала никаких глупостей!..
Надеюсь, эта маленькая весточка прибудет в Берлин тогда же, когда и Вы; я напишу на днях большое письмо, а сегодня мне хочется дать Вам ощущение хотя бы дуновения морского бриза!..
Все прочие понакупили себе для путешествия в Испанию пистолеты, кистени и пр., и с головы до ног обвешаны оружием. Пистолеты вселяют в меня страх, зато, в качестве реванша, я приобрела себе маленький стилет (кинжал ), с которым ни за что не расстанусь — итак, берегитесь отныне, все враги свободы!..
В местной газете вышла статья курортного врача, в которой он перемыл косточки всем известным личностям, приезжавшим сюда на отдых. Абзац, посвященный Вам, заканчивается словами: „Женщины Биаррица от него в восторге“ . А меня тут определенно считали Вашей Дамой Сердца — покажите это письмо фрау фон Бисмарк, оно развлечет ее…
А Вы снова стали важным, и политика целиком поглотила вас. Да, я помню, что Вы посвятили себя созданию „великой Германии“. Но исполнитесь иногда и духом свободы вашей племянницы. От этого Пруссии не станет хуже…»
15
«Они оба были слишком на виду у всех, чтобы их жизнь в Биаррице осталась незамеченной. Среди элегантной пляжной публики сплетни разносились быстро, а злых языков было достаточно. Близость Бисмарка и княгини Орловой дала повод для злоречья. Говорят, что Иоганна даже получала анонимные письма, которые она с отвращением бросала в огонь» (N. Orloff. «Бисмарк и Катарина Орлова»).
Часть четвертая
«ЗЛАЯ ШУТКА»
1
Берлин (без даты)
Молодой доктор-еврей осматривал Бисмарка, и Бисмарк сам сказал ему все, как есть:
— Мне всего пятьдесят, а я полная развалина — нервы ни к черту, невралгия, ноги болят, астма. И эти морщины, эти мешки под глазами…
— Хотите мой диагноз? — спросил доктор.
— Знаю! — усмехнулся Бисмарк. — Нельзя столько жрать! Но с этим я ничего не могу поделать. Еда заменяет мне женщин.
Доктор бессильно развел руками:
— Тогда поезжайте в свой Биарриц.
Бисмарк усмехнулся — даже до евреев дошли эти слухи. Нет, он не враг евреям, но… «Должен признать, что свои предубеждения к ним я впитал с молоком матери. И в 1847-м я открыто высказался против предоставления им гражданских свобод. Так что, если они считают меня своим врагом, я прощаю им это. Они даже нравятся мне — при определенных условиях. И в объединенной Германии я не буду против того, чтобы дать им конституционные права, равные с христианами. Фактически, нужно признать, у них же нет своего дома. Они общеевропейцы, они космополиты, кочующий народ. Их родина — Сион, Иерусалим, но сейчас они принадлежат всему миру и рассеяны по всей земле. Бедные, они лишены чувства местного патриотизма. Хотя и среди них можно найти честных и скромных людей… У них даже есть хорошие качества: уважение к родителям, супружеская верность, благотворительность, интеллигентность. И они, конечно, куда успешнее, чем другие, могут делать деньги. Так что было бы неплохо скрестить немецко-христианского жеребца с еврейской кобылицей. Еврейские деньги пошли бы в оборот, и в результате этого скрещения возникла бы очень хорошая порода. Я даже не знаю, что по этому поводу посоветовать моему сыну…»
А по поводу Биаррица врач, конечно, прав — Биарриц подарен ему Господом Богом, это его лучший лекарь.
2
Брюссель. 3 августа 1865 г.
Сидя у окна, открытого на авеню дэ Фрэ, Кэтти снова писала Бисмарку:
«Дядюшка,
возможно ли, что Вы хотите поехать в Биарриц без Кэтти? Неужто газеты говорят правду? Если Вы так поступите, я Вас никогда не прощу и отрекусь от дядюшки ВО ВЪКИ ВЕКОВ!.. И, вообще, чем вы собираетесь там заняться?.. Мы же, с Божьей помощью, приедем туда только в первых числах октября…
Нет, пожалуйста, можете ехать без меня, но не смейте никого водить в наш грот! Ответьте мне поскорей и скажите, что все это значит.
Адье, злой дядюшка!»
И Кэтти в сердцах поставила такой восклицательный знак, что гусиное перо сломалось и чернила разбрызгались по странице.
3
Став министром-президентом, «Бисмарк поселился на Вильгельмштрассе в доме прусского министра иностранных дел, где Барбелина — платоническая любовь Фридриха Великого — жила когда-то; и Бисмарк проживал в этом весьма неудобном старом особняке все 28 лет своего канцлерства, постоянно оставляя впечатление у посетителей, что он тут только на постое. Его кабинет выходил прямо в холл-прихожую. Всё и везде было заполнено книгами и всякой всячиной; железнодорожное расписание, русская грамматика и дорогие подарки русского царя — все вперемешку лежало на креслах и столах. Портреты коронованных особ были прислонены к стенам — некоторые годами оставались не повешены на стенах. На втором этаже кое-где даже отсутствовали ковры. Почти не было книжных полок и отдельной библиотеки. Посуда и кухня не соответствовали его положению министра; и когда раз в год Бисмарк устраивал прием для иностранных дипломатов, еду привозили из ресторана. Только винный погреб был на высоте — когда Бисмарк в 1890-м съехал из этого дома, 13 000 бутылок вина были вывезены отсюда за два дня. И это не удивительно, если принять во внимание его заявление, что за свою жизнь он намерен выпить 5000 бутылок шампанского, не считая столового вина и коньяка, не говоря уже о пиве. Правда, Бисмарк построил в саду несколько офисных помещений для своих секретарей…» (А. Тэйлор . «Бисмарк. Человек и Государственный деятель»).
