— Значит, ты говоришь, — медленно протянул Бевзлин, — что когда он узнал, что ты... что ты моя женщина... Это его не остановило?
— Остановило?! — расхохоталась Надя. — Ты спрашиваешь, не остановило ли? Да он после этих моих слов озверел от счастья!
— Да, ты выглядишь бледновато, — произнес Бевзлин, думая о чем-то своем.
— Ночной образ жизни, — усмехнулась Надя. — Мало бываю на солнце. Мало дышу свежим воздухом.
— И ты пришла, чтобы рассказать мне обо всем этом? О том, с кем и как ты проводишь ночи, кто звереет в твоих объятиях от счастья? Ты для этого пришла?
— Я не должна была тебе всего этого рассказывать? Ты же сам спрашивал!
— Да нет, все правильно... Все правильно, Надя... Извини, меня занесло.
Когда ты сказала о том, что он начал звереть... Я, кажется, тоже немного озверел.
— Может быть, ты ко мне еще что-то питаешь? И душа твоя трепещет при звуках моего голоса?
— Не надо, Надя, так шутить. Этим не шутят. Тем более со мной. Я тебе обещаю, Надя, что он в твоем обществе, вернее, в твоем присутствии еще не раз озвереет. И заверяю тебя — не от счастья.
— Увы, он счастия не ищет, — проговорила Надя нараспев.
— Что же он ищет?
— И не от счастия бежит.
— Ага... Понял. После такой ночи на стихи потянуло, да? — Бевзлин сощурился, кожа на его лице натянулась так, что даже зубы показались, но это была не улыбка, он ощерился, как это делают собаки перед отчаянным броском.
— Ладно, Толик, хватит глазками играть... Пора поговорить о деле,суховато произнесла Надя, как бы забыв обо всем, что было только что сказано.
— Я его найду, — прошептал Бевзлин. — Я его найду на противоположном конце земного шара!
— Не надо. Во-первых, потому что у шара нет конца, он круглый, шар-то, ты знал?
— И у твоего Андрея очень скоро не будет конца. Я заставлю его проглотить собственный член у тебя на глазах!
— А я-то при чем здесь?
— А ты здесь и ни при чем! Это представление будет для него.
— Ладно, Топик, хватит. Поговорим о деле. Тебе не придется огибать землю в поисках обидчика, он здесь, в городе, в пяти минутах ходьбы. Примерно в пяти минутах ходьбы. Через два дня у меня с ним встреча. Любовное свидание, если хочешь. Тебе это интересно?
— Надька! — Бевзлин вскочил, обежал вокруг журнального столика, присел на колени перед женщиной и смотрел на нее такими радостно-влюбленными глазами, будто она наконец-то согласилась подарить ему неземное наслаждение, в котором долго отказывала. — И ты мне его сдашь?
— Конечно! — Надя запустила пальцы в волосы Бевзлина и легонько потрепала их. — Если ты не будешь сдавать меня каждому встречному-поперечному.
— Я буду просто уничтожать каждого, кто приблизится к тебе на расстояние меньше десяти метров.
— Это меня вполне устраивает.
— Где у вас встреча?
— У него дома. Как обычно, — улыбнулась Надя.
— Не шути! — строго сказал Бевзлин. — Мне плохо от таких шуток, Надя. Где он живет?
— Не знаю, не запомнила... Где-то рядом... Он встретит меня на улице.
— Отлично! — воскликнул Бевзлин. — Если он похитил тебя, почему бы нам не похитить его? Это будет даже справедливо, как ты считаешь?
— Я считаю очень хорошо, — серьезно произнесла Надя. — И всегда хорошо считала, ты это знаешь. Сейчас вот я иду тебе навстречу в самом заветном твоем желании, в самом сильном стремлении — наказать ассенизатора. И надеюсь на взаимность, — Надя в упор посмотрела на Бевзлина.
— Неслабо, нехило! — смеясь воскликнул Бевзлин. И поняла Надя, почувствовала — надсадно рассмеялся Бевзлин, неискренне. И в чем дело, поняла — не хочет он взаимности и с расплатой не будет торопиться.
— Насчет взаимности, — сказала она, — успокойся, пожалуйста, я имею в виду совсем не ту взаимность, о которой ты подумал. Я тебе помогу, но и ты мне поможешь.
— Чего же ты хочешь?
— Это в твоей власти, это не потребует от тебя больших денег, усилий, не потребует никаких жертв... Так, немного великодушия... Найдется для меня немного великодушия?
— Я всегда хорошо к тебе относился, — произнес Бевзлин с некоторой вымученностью.
— И в будущем готов быть не менее...
— Готов, — Бевзлин посерьезнел. — Так чего же ты хочешь?
— Я даю тебе прекрасную возможность проявить свое могущество, талант, силу, превосходство над всей этой шелупонью, которая тебя окружает...
— Так что же?! — потеряв терпение, закричал Бевзлин.
— Что бы ни случилось, ты оставишь меня в живых.
Бевзлин вскинул брови и некоторое время молча рассматривал Надю. На лице его играла привычная улыбка, но он был озадачен, он не ожидал столь скромной и столь дерзкой просьбы.
— Разве у тебя есть основания думать, что я...
— Да! — перебила его Надя.
— И для тебя имеет значение то, что я сейчас отвечу?
— Да.
— Хорошо... Я обещаю, что не причиню тебе ни малейшего вреда. Ты можешь оставаться в моей фирме, можешь уходить... Ты свободна. Нас слишком многое связывает, чтобы...
— Ладно, — Надя поднялась. — Договорились. Я сообщу, когда буду что-то знать. Когда мы с ним встретимся, где, зачем...
— Зачем — я догадываюсь, — улыбнулся Бевзлин. — Но постараюсь вмешаться.
— Не оплошай! А то до сих пор у тебя случались срывы с этим парнем, досадные срывы, Толик! — Надя поцеловала Бевзлина в щеку и, махнув рукой уже от двери, вышла из кабинета.
Бевзлин проводил ее улыбчивым взглядом и, лишь когда дверь за женщиной закрылась, сделался озабоченным. Прошелся по кабинету, легкий, стремительный, молодой, остановился на секунду у громадного окна, окинул взглядом простирающийся внизу город, снова пересек по диагонали весь кабинет и, наконец, смог сесть за стол. Потерев тонкими пальцами виски, он похрустел теми же пальцами, как бы переламывая их, и с облегчением откинулся на спинку стула.
— Все ясно, — проговорил он. — Будет денег просить. Ну, что ж, пусть просит.
Пообещаю. А если станет плохо себя вести, обещать перестану.
* * *
Странный телефонный звонок прозвучал вечером в кабинете Пафнутьева.
Рабочий день закончился, наступили ранние весенние сумерки, в раскрытую форточку стекал прохладный воздух. Откинувшись на широкую спинку скрипучего своего кресла и закрыв глаза, Пафнутьев пытался лицом ловить свежие потоки воздуха, улыбаясь расслабленно и благодушно. Еще один день окончился, он выжил, только что Вика сообщила по телефону, что зажарила на сковородке кусок мяса размером в две ладони и ждет его с нетерпением.
