Я бегу по дороге и пою во весь голос на мотив известной
песни «Я на солнышке лежу». Боже ты мой, вот счастье! Солнце сияет, небо
хрустально-голубое, ни единого человека, ни машины, дорога сама стелется под
ноги, кругом золотые поля и островки пышных темно-зеленых рощ, на обочине
голубыми глазками смотрит на меня цикорий. Дороги расходятся в разные стороны,
туда тянутся стрелки указателей. Вот обратный путь в Мулен. Вот пути в Санси,
Фосе, Нуаер, Аржентой. До последнего далеко, семь километров, поэтому я бегу по
направлению к Фосе, до которого всего лишь пять, но пою про Аржентой, потому
что мне очень нравится это серебряное слово.
Солнце светит мне в спину, я вижу, как впереди меня бежит
моя тень: длинная, очень стройная. Тень уже похудела, а я еще нет. Наддай темп!
Но вокруг такая красота, что не хочется думать о скучном: темпы, килограммы,
объемы… Я то бегу, то иду, то бреду, то принимаюсь танцевать, то пою, то ору от
счастья и блаженного одиночества, то завороженно молчу, оглядывая переливы
зелени, плавные перетекания холмов в равнины и обратно, следя за беззаботным
парением ястреба в вышине. Срываю несколько пшеничных колосьев и с упоением
грызу каменно-твердые зернышки. Это повкуснее, чем семечки!
Забавно: вроде бы в нашей Нижегородской губернии полно
пшеничных полей, но мне никогда не приходилось грызть зернышки. Да и вообще не
могу себя представить бегающей по лесам в окрестностям, скажем, Дзержинска.
Страшно! А тут очаровывает ощущение полной, ну полнейшей безопасности.
О да, прекрасная Бургундия, прекрасная Франция!
Пробегаю мимо сжатого поля, и вдруг с обочины огромными
прыжками кидается прочь коричневый долгоногий кролик.
Я смотрю ему вслед с таким изумлением, как если бы это был
кенгуру. Никогда не видела диких кроликов. Фантастика… А птицы, которые
вспархивают с поля там и сям, – это не куропатки ли? Или перепелки? Я их тоже
никогда раньше не видела. Здорово пополнила пробелы в своем образовании!
В вышине слышно легкое жужжание. Поднимаю голову – надо мной
возникает крылатое сооружение, словно бы летающий велосипед. Это дельталет,
такие штуки я видела, конечно, но чтобы он летал просто так, не в честь
какого-нибудь спортивного воздушного праздника…
Я машу ему что было сил, прыгаю, снова ору во весь голос.
Полное счастье! Я забыла обо всем: о той ночи в больнице, о
смерти и страхе, о своем преследователе… И сейчас я верю, неистово заставляю
себя поверить: мне померещился тот человек в бистро на улице Монторгей в
Париже, его там не могло оказаться, он канул в небытие где-то во Франкфурте… А
скорей всего, он и во Франкфурте мне померещился.
Ничего нет страшного и жуткого в мире – только блаженство
этого солнечного дня посреди прекрасной Бургундии!
Я снова завожу песню про дорогу в Аржентой, однако умолкаю:
она неактуальна, поскольку я стою у самого въезда в Фосе.
В деревню вхожу неспешно – неловко бегать по этим узеньким,
степенным, старинным улицам. Фосе очень напоминает Мулен. Правда, эта деревня
побольше: здесь работает мэрия и есть не просто запертая церковь, которая
открывается только дважды в год, на Рождество Христово и на Пасху, а большой
храм с широко распахнутыми дверями. Мне хочется войти и помолиться – бог-то
один для всех, а у меня есть, ох, есть о чем его попросить! – однако нет денег
на свечу, да и вид у меня, конечно… Пропотевший топик до пупа и мятые шорты, а
на ногах легкие спортивные тапочки «Made in China»… Нет уж, я лучше мимо
пройду.
На часах девять утра, но в деревне полная тишина. Может, все
спят еще? А впрочем, здесь каждый дом – крепость, не видно, что делается за
этими толстыми стенами и каменными оградами. Ни одной живой души! Хотя нет, вон
на галерее просторного двухэтажного дома стоит женщина в длинном купальном
халате.
Да ведь это гостиница! Называется она смешно: «Пуле д'ор» –
«Золотая курица», а между тем в виде флюгера на крыше вертится петух с
гребешком: сверкающий, словно и впрямь золотой. Так, значит, в Фосе гостиница
еще работает – в отличие от Мулена, где в ней, как я узнала вчера, разместились
богатые американцы Труди и Марк. Впрочем, судя по всему, и в Фосе гостиница не
обременена избытком постояльцев: около нее стоит только одна красная спортивная
машина, а все двери, выходящие на галерею, закрыты ставнями.
Смотрю на часы и вижу, что у меня больше нет времени гулять
по Фосе. Ведь Николь собиралась уехать в Париж в десять чесов. Значит, мне
нужно поспешить, чтобы не задерживать ее.
Обратный путь потруднее: дорога идет в гору, я не бегу, а
больше иду, стараясь пошире шагать вперед и подкачивать таким образом задние и
передние мышцы бедер. Так ходить меня научила одна подружка, которая занимается
шейпингом.
Со стороны, конечно, эта походочка выглядит диковато,
поэтому, заслышав шум мотора, я кидаюсь на обочину, словно стыдливая
девственница, которую застал полураздетой нечаянно явившийся сосед. И все равно
не уверена, что водитель красного «Рено», обогнавшего меня, не увидел мои
ужимки и прыжки. Я делаю самую что ни на есть надменную физиономию, но,
поскольку у машины тонированные стекла, не вижу, оглядывается на меня кто-то с
презрительной насмешкой или нет.
Ого, я уже полчаса в пути, а еще топать да топать! Может
быть, сократить путь, свернув на проселочную дорогу, ведущую через лес? У меня
такое ощущение, что я срежу тут по меньшей мере километр. Лес, впрочем, назвать
таковым можно только условно. Это скорее островок леса, отделяющий поле от
поля, таких островков тут – не считано.
Смело сворачиваю с дороги… и не проходит пяти минут, как
начинаю жалеть о своем решении. Во-первых, приличным и проходимым лесок
выглядел только издали, а в глубине началась сущая чащоба, бурелом. Во-вторых,
пытаясь найти тропу поудобнее, я натыкаюсь на проволочную изгородь с надписью:
«Domaine prive« [37]. Кто его знает, сунешься через забор, а там егерь с
ружьем, как в старые добрые времена. Или вообще самострелы навострены на
браконьеров – как во времена еще более старые и куда менее добрые.
